Глаз тигра. Не буди дьявола - Уилбур Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот так с триумфом продолжался поход Себастьяна по сбору налогов, оставляя после себя след из пустых патронных гильз, решеток для вяления мяса на солнце, сытых желудков и улыбающихся лиц благодарных аборигенов.
26
Через три месяца после того, как Себастьян форсировал реку Рувума, он снова оказался в деревне своего доброго друга М’топо. Деревню его брата Саали он обошел стороной, чтобы избежать встречи с оскорбленной до глубины души Гитой.
Ночью в одиночестве в хижине, которую М’топо предоставил в его распоряжение, Себастьяна в первый раз посетили дурные предчувствия. С наступлением утра он должен будет двинуться в обратный путь, в Лалапанци, где его возвращения с нетерпением дожидался Флинн O’Флинн. Себастьян прекрасно понимал, что с точки зрения Флинна успехом его экспедиция не увенчалась – и у Флинна, конечно, найдется много чего сказать ему на этот счет. В который раз Себастьян недоумевал, размышляя о неисповедимых капризах судеб: несмотря на его самые благие намерения, кто-то там, в небесах, щелкнул пальцем, и вся его жизнь изменилась до совершенной неузнаваемости, и оставалось только гадать, куда все эти благие намерения подевались.
Потом его мысли резко изменили направление и потекли в другую сторону. Если все будет хорошо, то совсем скоро, уже послезавтра, он снова встретится с Розой. Все его существо охватило страстное желание этой встречи, это чувство в последние три месяца было его постоянным спутником, изводило все существо Себастьяна, пронизывая и заставляя трепетать каждую его клеточку. Он глядел на пламя костерка в очаге хижины, и ему казалось, что в горячих углях он видит ее лицо, а в памяти снова звучит ее голос.
«Возвращайся, Себастьян! Поскорей возвращайся!» – слышался ему ее настойчивый призыв.
Он вслух шептал эти слова, глядя на ее лицо, обращенное к нему из костра. И любовался ею, любовался мельчайшими подробностями этого столь милого ему лица. Видел ее улыбку, ее чуть сморщенный носик и темные глаза с приподнятыми кверху уголками.
«Возвращайся, Себастьян!»
Насущная потребность в ней была столь сильна, что отдавалась физической болью, он едва мог дышать, вспоминая подробности их расставания возле водопада. Он впитывал в себя каждое почти неуловимое изменение ее голоса, каждую его модуляцию, шелест ее дыхания и горько-соленый вкус ее слез на своих губах.
Себастьян снова и снова ощущал прикосновение ее рук, ее губ, и, несмотря на заполняющий хижину дым, ноздри его трепетали, явственно чувствуя теплый, женственный запах ее тела.
– Я возвращаюсь, Роза. Я возвращаюсь, – прошептал он и в беспокойстве встал подле костра.
И в эту минуту его внимание вдруг мгновенно перенеслось в настоящее: кто-то негромко царапался в дверь хижины.
– Господин! Господин! – услышал он шепот и узнал хриплый голос М’топо.
– В чем дело?
– Мы просим твоей защиты.
– Что там у вас стряслось? – спросил Себастьян, подошел к двери и поднял поперечный брус. – В чем дело?
Освещенный луной, М’топо стоял перед ним в накинутой на хрупкие плечи шкуре. За его спиной маячило еще с дюжину жителей, тревожно сбившихся в тесную кучку.
– К нам на поле забрались слоны. Они еще до утра все там съедят и вытопчут. Ничего не останется, ни единого стебелька нашего проса[31]. – Он отпрянул назад и настороженно вскинул голову. – Слушай, сейчас ты можешь услышать их.
В ночи пронзительный визг слона казался действительно жутковатым, и по спине Себастьяна пробежали мурашки. Да и волоски на руках его встали дыбом.
– Там их двое, – хриплым шепотом сообщил М’топо. – Два старых самца. Наши давние знакомые. Прошлым летом уже приходили, разорили все наше просо. Убили одного из моих сыновей, который пытался их прогнать. – Старик умоляюще вцепился в руку Себастьяна и изо всех сил потянул его за собой. – Отомсти за моего сына, господин. Отомсти за него ради меня и спаси наше просо, чтобы дети наши в этом году снова не голодали.
На эту страстную мольбу Себастьян ответил так же, как ответил бы сам святой Георгий.
Он торопливо застегнул пуговицы кителя и отправился за винтовкой. Вернувшись, увидел все свое вооруженное до зубов войско, тоже пребывавшее в нетерпении, словно стая борзых, жаждущих поохотиться. Во главе их стоял Мохаммед и ждал приказов начальника.
– Господин Манали, мы готовы, – доложил он.
– Успокойся, старина, – сказал Себастьян, который не имел ни малейшего намерения с кем-то делиться славой. – Это моя проблема. У семи нянек… как там говорится?
М’топо стоял рядом и, нетерпеливо заламывая руки, прислушивался то к отдаленным звукам мародеров, совершивших набег на его посевы и с удовольствием их пожирающих, то к недостойному препирательству между Себастьяном и его аскари, пока наконец терпеть уже был не в силах.
– Господин, они уже съели половину нашего проса. Еще один час – и там ничего не останется.
– Ты прав, – согласился Себастьян и сердито повернулся к своим людям. – Заткнитесь вы все, слышите? Я говорю, заткнитесь!
К такому тону подачи команд от Себастьяна они не привыкли и так удивились, что враз замолчали.
– Со мной пойдет только Мохаммед. Остальным разойтись по своим хижинам и оставаться там.
Это был вполне понятный и действенный компромисс: Мохаммед теперь был на его стороне. Для начала он набросился на своих подчиненных и разогнал их по своим местам и только потом встал рядом с Себастьяном.
– Пошли, – скомандовал тот.
* * *
Перед полем с посевами проса на высоких столбах был установлен довольно шаткий помост. Он служил наблюдательной вышкой, с которой днем и ночью следила за созревающим просом охрана. Сейчас помост был пуст, два юных сторожа при первом же появлении гигантских рейдеров дали стрекача. Одно дело – увидеть антилопу куду или водяного козла, и совсем другое – парочку старых и злых слонов, причем самцов.
Себастьян с Мохаммедом добрались до сторожевой вышки и остановились под ней. Теперь им прекрасно было слышно, как кто-то рвет побеги проса и хрустит ими во рту, с громким шуршанием вытаптывая то, что не попало в рот.
– Подожди здесь, – прошептал Себастьян.
Он снял с плеча винтовку, повернулся к ведущей на помост стремянке, медленно и бесшумно залез наверх и уже оттуда оглядел поле.
Лунный свет был настолько ярок, что от помоста и от деревьев на землю падали