Чужая война - Наталья Игнатова

Ахмази помнил. Знал. Знал по рассказам того, кто видел похороны Властелина.

Могила Тэмир-хана разорена. Дух его вернулся. И человек объявился в Великой Степи. Человек с лицом юноши и взглядом старца. Человек, именующий себя Тэмиром.

Случилось невероятное, сбылись древние легенды, правдивы оказались предсказания. Почему бы не продолжить? Если меняется мир, нужно помогать переменам, а не бежать от них. Все равно ведь догонят. И ударят в спину.

Неохотно, перешагивая через себя, Ахмази подходил к мысли о том, что неодолимую силу может остановить лишь непобедимый человек. Если бывают люди непобедимыми.

Если нет… Что ж, лучше погибать сражаясь. И делать ставки не на милость Джэршэ, а на собственные силы и волю.

И на Тэмира. Вернувшегося Тэмира. Великого завоевателя, Потрясателя Мира. Может быть, легенды не лгут и этот степняк действительно непобедим?

Что, скажите на милость, можно сделать с монолитной стеной?

Много всего. Воображение у меня богатое. Иногда мне кажется, что чересчур богатое. Как только я не извернулся, пытаясь понять, что же открывает раскаленную преграду. Впрочем, вид костей, мирно лежащих на полу, здорово охлаждал фантазию. Вне всякого сомнения, тот, чьи кости лежали здесь, тоже попробовал все, что можно было придумать.

Стена стояла непоколебимо. Преграждая путь к Мечу. Преграждая путь МНЕ!

И впору было с разбегу удариться в нее лбом. Злость, уже почти нерассуждающая, захватывала, туманила глаза темной пеленой, клокотала в горле смехом. И этот смех пугал меня самого. Когда я начинаю смеяться в бою, когда кровь застилает глаза, когда все живое вызывает лишь желание убивать…

Алый жар. Черный туман. Монолит. Ярость. Меч…

И взвились птицы над скалами Фокса. И сизые тучи, опутанные клубками молний, шли над морем. Но сначала был ветер. Он мчался впереди грозы, ее гонцом, ее предвестником. Он захватил море дерзкой ладонью и швырнул на скалы, расшибая податливую тяжесть воды о твердую несокрушимость камня.

Ледяная, соленая, пахнущая севером волна ударила в смеющуюся огнем стену. Треск прокатился по подземелью, едва не оглушив. А на камне, змеясь, проступили черные буквы: «Скажи имя Неназываемого, и ты войдешь».

– Тарсе! – Эльрик вспомнил своего Черного Лебедя, Убийцу, Прекрасного Тигра, Молотобойца, Цветок.

Бесшумно, гладко, словно по маслу, стена сдвинулась в сторону.

* * *

Огромный зал уходил во все стороны, и стены едва различались где-то в ровной полутьме. Черные стены с белыми резными узорами, свивающимися в знакомом, но всегда новом, непривычном, чарующем танце. Так украшают храмы на Анго. Строго и удивительно красиво. Строго, потому что нельзя за стенами храма забывать о живом мире вокруг. А красота нужна, потому что она – единственное, ради чего действительно стоит жить.

Здесь, в этом бесконечном зале, было уютно. Так бывало, когда возвращался Эльрик домой из долгого похода и родной фьорт встречал побитые штормами дарки.

И было здесь торжественно. Так торжественно, что он невольно задержал дыхание, опасаясь звуком, резким движением нарушить святость этого места. И даже не сразу понял, что освещался зал не рядом светильников, выставленных на невысоком постаменте. Что не светильники вовсе это были. Свет шел от лезвия. Свет, который простирался на полет арбалетного болта.

Ослепительно-белый свет, приглушенный размерами зала и оттого не режущий взгляд.

Еще позже увидел он рукоять – золотая и серебряная полосы сплетались в спираль, уходя в навершие – серебристый шар, цепко схваченный четырехпалой когтистой лапой.

Эльрик стоял и смотрел.

Просто смотрел.

Сердце колотилось где-то под горлом. И колотилось, надо сказать, неровно. С перебоями.

В конце концов, понимая, что любоваться можно до бесконечности, он положил ладонь на бледно светящуюся рукоять. И, словно только это и нужно было сделать, клинок вспыхнул, выплескивая в этом сиянии все лишнее, что было в нем. И руки шефанго сами сняли с постамента длинный, в его рост, Меч с узким белым лезвием.

Как и договаривались, через три дня ко мне зашел Наргиль. Я валялся на кровати в одежде и курил. Кина вместе с мамой ушла на очередное менестрельское сборище, а слуг не было ни слышно и ни видно.

Наргиль в отличие от меня успел переодеться после сегодняшнего праздничного набора: танцы, песни, пиры, пиры, песни, танцы.

– Вы звали меня, Ваше Высочество?

– Да. Я попросил тебя подумать об угрозе, нависшей над всем миром, и над Айнодором в частности. Я тебя внимательно слушаю. Присаживайся.

Капитан гвардии сел в предложенное кресло и… достал трубку. До этого момента я был уверен, что я – единственный курящий эльф. Я ошибался.

– Где ты достаешь табак, Наргиль?

– Привозят из Грэса.

Он набил трубку, раскурил ее и после недолгого молчания заговорил, осторожно подбирая слова:

– Ваше Высочество, я обдумал все факты, изложенные вами. Даже если рассматривать непредвзято, опасность для Айнодора существует. Если бы этот вопрос решал я, то Несущие Бурю были бы посланы на Материк. Но после того как век назад часть корпуса была разгромлена в Эннэме, только император может решать вопрос об его отправке за пределы Айнодора. А император обязательно обсудит возникшую проблему в Совете. – Наргиль очень глубоко затянулся, а потом медленно выпустил дым. – И Совет будет против подобной экспедиции. Извините, Ваше Высочество, но там не станут прислушиваться к вашему мнению. Вы слишком молоды. И только что приехали с Материка. Вы еще не отошли от восприятия человеческих проблем и забот, как своих. Может быть, лет через пятьдесят…

– До свидания, капитан.

Наргиль, прерванный на половине фразы, недоуменно посмотрел на меня и вышел из комнаты.

Через пару минут я выскочил следом и пошел на конюшню. Взял первого попавшегося коня и поскакал из города. Конюхам было велено передать их величествам, что принцу внезапно захотелось побыть в одиночестве. Это было, конечно, жутким хамством, но иначе я не мог.

Рушилось все. Акулы с этим Советом! В конце концов, можно было попытаться уговорить отца. Но если даже Наргиль не понимает всей серьезности положения и предлагает ограничиться отправкой Экспедиционного корпуса…

Айнодор был обречен. Самое большее через полгода его возьмут штурмом.

Такая Сила, такая мощь исходили от Оружия, что все другое как-то разом стало незначительным.

Свет. Тьма. Враги. Друзья. Анго.