По следам прошлого - Ольга Савченя

И я вздрогнула вместе с хлопком рычага. Зажмурилась, не справляясь с нахлынувшими переживаниями. Долетит? Попадет ли? Сгорит… Упадет в озеро и сгорит. И даже не невнимательность и незнания Кейела этому послужат, и не халатность Роми, а наши с ним расчеты. Приблизительные масштабы, погрешности карты, неверно подсчитанный вес снаряда и веревки… Что угодно.

Катушка стучала, отматывая бесшумную веревку. Должна ли она свистеть? Мне всегда казалось, что да. Но я слышала лишь стук, все те же голоса Стрекозы и Лиара, а еще тихий голос Елрех. Она едва слышно стала напевать песню на незнакомом языке.

— Все, лететь вниз, — прокаркал Норкор.

Я не выдержала. Открыла глаза, выдохнула неровно, вцепилась в рукоять кинжала, будто он мог мне помочь. Бросила взгляд на запасную веревку и гарпун — у нас будет еще одна попытка. И снова посмотрела в дымку над озером, где исчезала тонкой нитью веревка. О том, что гарпун начал падать, становилось понятно лишь по тому, как замедлился стук катушки.

— Тяни, — прохрипел Дарок, не отрывая хмурого взора от острова.

Гахсод потянулся к рукояти катушки.

— Рано! — подняв руку, запретил Роми.

— Потом не успеешь. — Дарок оскалил клыки.

Роми промолчал, по-прежнему вытягиваясь по-военному. Кисточка изогнутого хвоста дергалась резко, иногда зависала на пару секунд, а затем снова срывалась в другую сторону. Роми выжидал. Возможно, отсчитывал про себя метры, возможно, полагался на интуицию.

Серая рука опустилась, напряженный голос дал разрешение:

— Сматывай.

Гахсод перехватил вращающуюся перед ним рукоять и без труда рванул в противоположную сторону. Веревка легонько простонала, ослабла и потянулась вниз. Я вытерла одеревеневшей рукой пот над губой, с висков и шагнула к краю. Постаралась увидеть центр веревки, понять, коснулась ли моя тонкая дорога лавы, но даже сфокусироваться удавалось с трудом. Одно было ясно: если центр веревки погрузится в озеро, то очень скоро ее огрызок будет свисать с выступа, но пока она прогибается над огнем дугой, можно надеяться на удачу.

К моему счастью, с быстрым стуком катушки дуга медленно уменьшалась — веревка натягивалась.

— Хороший признак, — отозвался на изменения Дарок. — Но гарпун мог зацепиться за камни. Асфи, опасно лезть по веревке.

— Он вошел ровно в кольцо, недоверчивый будущий вождь, — успокоила меня Елрех.

Прошло еще несколько десятков секунд прежде, чем мы закрутились с другой задачей. Веревку крепко-накрепко перевязали на толстый прут ведьмовского указателя. Прицепили к ней ремень, опоясывающий меня, и, не тратя лишнего времени, я смазала себе переносицу и лоб мазью из сумочки дыхания. Заметила лишь краем глаза, как Елрех шагнула ко мне, как упер кулаки в бока Дарок, а Архаг с полуулыбкой приоткрыл рот, но я мигом дала им понять, что на прощания не настроена. Убрала флакон под рубашку, молча и не глядя на окружающих, вцепилась в тонкую веревку, забросила на нее ноги и поползла вниз.

Первые секунды никак не могла отделаться от мысли, что Кейел даже не показался на выступе. Затем хотелось запрокинуть голову, оглянуться и убедиться, что он не сидит там, прислоняясь спиной к скалистой стене. С упрямо сжатыми губами, хмурым взором и растрепанным хвостом волос. Что вместо малознакомых существ, стоит взволнованная Ив, а вместо вонючей мази ядовитый воздух очищают духи, подвластные Роми. Хотелось до кома в горле и рвущихся изнутри слез — еще не выступивших на глаза, но интуитивно ощутимых. Я ползла вниз, запрещая себе видеть прошлое за спиной.

Казалось, столько дорог было пройдено, что ноги давно привыкли к нагрузке. Я запросто залезала на деревья, взбиралась на скалы, при этом могла тащить что-то на плечах. Однако не оставила и десятой части пути, как веревка вместе со мной закачалась от легкого ветерка и моих движений, и мышцы в теле напряглись до ноющей боли. Голова потяжелела, шею заломило. Снизу обдало духотой — испарина выступила на всем теле. Я попыталась сложить губы так, чтобы обдуть лицо, но это слабо помогло. Мысли о Кейеле и прошлом отпали сами по себе.

Насколько близко остров располагался к выступу, когда я стояла на твердой земле, настолько же далеко он находился теперь. Озеро вдруг пугающе задышало в спину, будто живое. Будто очнулось, превратилось целиком в раззявленную пасть, готовую поймать неосторожную добычу. Сердце забилось быстрее, в висках учащался пульс. Во рту пересохло, а на язык словно песка насыпали. Испарина собиралась в капли пота, и они стекали, щекоча, заливали глаза, щипали их. Приходилось останавливаться и, полагаясь на ремни, быстро вытирать лицо предплечьем. Веревка врезалась в ладони через перчатки. Штаны медленно вылезали из обмоток, собирались в складки. Но больше волновал топорик, привязанный к поясу и шатающийся при каждом движении. Крепко ли привязала?

Огненный монстр каждую секунду все сильнее изматывал меня едким дымом и горячим дыханием. Глаза резало уже не от пота, а от воздуха. Пепел летал вокруг, а небо исчезло за серой пеленой. Ветер словно сговорился с этим местом — раскачивал меня, шептал из ущелий: «смерть, смерть, смерть»…

Я несу смерть? Или она обещана мне?

А топорик тяжелел. Шатался сильнее, будто норовил выскользнуть.

Красивый… Почему я раньше этого не замечала? С узорами по отполированному топорищу, с крепко намотанной кожей. Лезвие наточено до блеска, ухожено так, будто топором не пользуются ежедневно, а вывешивают для антуража дома.

«Прочь, про-о-очь» — провыл ветер.

Я остановилась. Запрокинула одну руку, повисая ею на веревке сгибом локтя, и вытерла мокрое лицо. Слизала соленый пот с губ и скривилась. Попыталась дотянуться до флакона под рубашкой, обновить мазь, но руки задрожали, сапог соскользнул со второго сапога, нога сорвалась. Я вцепилась обеими руками в веревку, удержалась с трудом.

«Сме-ерть, сме-ерть, сме-ерть» — обещал ветер, не переставая раскачивать меня.

Веревка тряслась, ходила ходуном, несмотря на все чары, вложенные в нее. Подтянувшись на ней, я до скрипа сжала ее в кулаках и закрыла глаза. На сморщенном лбу защипала царапина. И откуда только взялась?

Позволив себе несколько секунд бездействия, я удобнее перехватила веревку ногами и поползла дальше. Сравнивать пройденный путь и предстоящий не хотелось, ведь все равно пришлось бы двигаться вперед. Ради Елрех ли с Роми? Возможно, ради себя. Ради собственной жизни в Фадрагосе, ради эгоистичного желания уничтожить чувство одиночества. Знать столько тайн и не иметь возможности поделиться ими — то еще испытание. Но глупее всего и навязчивее была обида, что даже если меня выслушают и услышат, все равно не сумеют всецело разделить прожитые эмоции. Например, даже Елрех не поймет, как мне не хочется возвращать Кейелу его топор. До такой степени не хочется, что возникают образы перед глазами, как я перерезаю чертову веревку кинжалом. Прямо сейчас.

Не перережу. И топор верну.

Остров незаметно вырос в черную громадину с острыми скалами вдали. Когда-то мы с Феррари осторожно облетали их, а затем девочка мягко опустилась со мной на твердую, ровную почву. Теперь же я упустила границу лавы и камня. Пепел стелился подо мной ворохом, кружил вокруг, лез в глаза, прилипал к ресницам и лицу. Трещины внизу алели огнем и чернели углем. Голова болела и кружилась, в носу свербело, кашель душил, глаза застилали слезы. Хотелось вдохнуть полной грудью, но приходилось лишь прятать нос в тонкую косынку. Вот только я не была уверена, что она хоть сколько-нибудь помогала. Руки болели. Штанины сбились в складки и при каждом движении щипали кожу.