Пропасть Искупления - Аластер Рейнольдс

– Не просто считаю, а твердо верю в это.

– То есть ты узнал, что истинная хронология исчезновений отличается от официальной, и из этого сделал вывод, что Божьи послания передаются людям искаженными?

– Именно так. – Судя по голосу Петра, он был рад, что Рашмике удалось пересечь разделяющую их пропасть непонимания. Впервые за столько лет груз тайного знания был снят с его души. – Я решил, что смогу рассеять свои сомнения путем бездумных наблюдений, но из этого ничего не вышло. Я увидел тебя – ты стояла рядом, такая независимая, – и понял, что должен всего добиваться сам.

– Ну… примерно то же чувствовала и я.

– Расскажи, что ты ищешь, Рашмика.

И она рассказала. О Харбине, о том, как его приняли в одну из церквей. Скорее всего, брата против его воли заразили индоктринационным вирусом. Об этом страшно даже подумать, но рациональная часть ее разума не может исключить такую возможность. Девушка рассказала Петру, как ее семья некоторое время назад узнала, что Харбин посвятил себя вере. И тогда Рашмика решила, что не может потерять брата вот так.

– И я решилась на паломничество, – закончила она.

– Вот уж не думал, что ты паломница.

– Я оговорилась, – сказала она.

Хоть и не была уверена в этом.

Верхние уровни «Ностальгии по бесконечности» были до отказа наполнены беженцами. Антуанетта запрещала себе думать об этих людях как о сбившемся в кучу скоте, но, обнаружив, что пройти сквозь эту толпу не проще, чем сквозь стену, впала в отчаяние. Это люди, твердила она себе, обыкновенные люди, заложники обстоятельств, понять которые они не в состоянии. В другой ситуации она легко могла бы оказаться вот в такой же толпе – перепуганная, плохо соображающая. Ее отец часто повторял: угодить в переплет легче легкого. Будь ты хоть семи пядей во лбу, совершай подвиги, лучись добродетелью – судьбе на это наплевать. Ее интересует твое место в алфавитном списке и состав твоей крови… А лучше всего, если ты дочь человека, у которого есть собственный корабль.

Она снова двинулась вперед. Но не ломилась через толпу людей, дожидающихся регистрации, а вежливо просила пропустить ее, заглядывала в глаза, извинялась, улыбалась и уговаривала неотзывчивых. Но стадо – Антуанетта никак не могла думать об этом скоплении иначе – было настолько огромным, настолько коллективно-неразумным, что терпения хватило лишь на два уровня.

Потом внутри у Антуанетты что-то сломалось, и она пошла напролом, сжав зубы, не обращая внимания на крики, оскорбления и плевки.

Преодолев наконец людское море, она по лестницам и трапам спустилась еще на три уровня, по счастью оказавшихся почти пустыми. Антуанетта передвигалась чуть ли не в полной темноте, ориентируясь лишь по редким лампам, горевшим на следующих ярусах, и ругая себя за непредусмотрительность: надо было захватить фонарь. Но потом она вступила во что-то липкое и обрадовалась, что не может это увидеть.

В конце концов Антуанетте удалось найти работающий вертикальный лифт и, повозившись с пультом, вызвать кабину. Хотя наклон корабля ощущался сильно – одна из проблем, задерживающих прием беженцев, – к счастью, основные функции корабля сохранились. Она услышала, как вдоль корабельного «хребта» продвигается лифт, постукивая об индукционные рельсы, и воспользовалась паузой, чтобы при посредстве браслета узнать плотность нейтринного потока. Если планетарным службам мониторинга еще можно доверять, то кораблю для старта не хватает всего пяти-шести процентов мощности.

Всего пять или шесть процентов. А когда-то плотность потока менялась на такую величину в считаные минуты.

– Не торопитесь, Джон, – сказала она. – Никому из нас не следует торопиться.

Лифт притормозил у палубы, сосредоточенно пощелкивая механизмами. Дверь открылась, приглашая Антуанетту в ожидающую пустоту. В проеме капало – из шахты сочилась какая-то жидкость. Антуанетта опять пожалела, что не взяла фонарь. Она расслабилась, привыкла, что капитан пускает ее в свою реальность как знакомого в дом. «А, это вы? Заходите, вытирайте ноги. Садитесь поудобней, как ваши дела?»

Что, если на этот раз он не пожелает ее видеть?

Голосовые системы управления лифтами не работали. Привычным движением Антуанетта открыла панель, прошлась по опциям. Надписи были на древнем языке, но Антуанетта успела с ними разобраться. Лифт опустит ее во владения капитана, но только до середины «хребта». Надо будет сделать пересадку, а это означает прогулку в несколько сот метров; хорошо бы там с ее прошлого визита не появилось новых препятствий. Может, лучше подняться и воспользоваться другим лифтом, идущим до самого низа? Несколько мгновений она обдумывала альтернативы, чувствуя, что сейчас минута промедления может иметь решающее значение.

Но тут лифт начал опускаться. Без ее участия.

– Привет, Джон, – сказала она.

Шаттл завис над Первым Лагерем.

Солнце уже почти село. Васко и его спутники смотрели на покрытую зеленой пленкой Морскую Башню, видимую за мысом в угасающем свете дня. Остроконечная тень меняла положение не только из-за передвижения солнца, но и из-за наклона корабля, и оттого, что тот перемещался горизонтально. Причем очень медленно перемещался, неуловимо для невооруженного глаза, как часовая стрелка. «Ностальгию по бесконечности» тащила гора биомассы, и между субсветовиком и лагерем уже вклинился мыс. Он был невелик, жалкая сотня метров в ширину; конечно, этого недостаточно, чтобы остановить цунами. Но все лучше, чем ничего, и лиха беда начало: жонглеры образами упорно тащили корабль в открытое море, и с каждой секундой надежда на спасение от катастрофы возрастала.

– Антуанетта на борту? – спросила Хоури, глядя пустыми глазами в пространство.

Аура, похоже, спала, и Хоури говорила от себя.

– Да, – ответил Васко.

– Надеюсь, она сумеет договориться.

– Когда Аура обращалась к нам… – Малинин сделал паузу, глядя на Хоури, но та молчала.

– Ты о чем?

– Это ведь была она?

Хоури подняла на него глаза: один зрачок был шире другого.

– А для тебя это важно? Моя дочь тебя нервирует?

– Я просто спросил. Она ведь спит?

– В моей голове ее нет.

– Но она там была?

– К чему ты клонишь, Малинин?

– Хочу понять, как это у вас получается, – сказал он. – Надеюсь, Аура будет нам полезна. Она уже помогла, но ведь это только начало, верно?

– Я уже говорила. Ауре многое известно, просто нужно ее слушать.

После того как караван пересек мост, Рашмика вернулась в свою комнату, где могла побыть одна. Дрожащими руками она открыла полученный от Петра футляр, по-прежнему опасаясь – вопреки всем попыткам убедить себя в обратном, – что это ловушка или розыгрыш. Но внутри не оказалось ничего, кроме бумажного рулончика. Листок табачного цвета выскользнул ей в руку. Осторожно развернув его на коленях, Рашмика всмотрелась в записи.