Бальзак без маски - Пьер Сиприо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Едва выкрутившись из затруднений, Бальзак принялся мечтать о покупке великолепного дома с садом, двором и хозяйственными пристройками. Бальзак вбил себе в голову, что именно тогда Ева загорится страстным желанием поселиться в Париже. Конечно, она может демонстрировать равнодушие, живя в Дрездене, но, избавившись от своих родственников и покинув гнездо светского общества, она целиком будет принадлежать только ему, и они поженятся.
Но где найти деньги, чтобы купить дом, это вместилище их любви?
Бальзак начал действовать: госпожа Деланнуа выставила на продажу дом на улице Нев-дэ-Матюрен. Но она установила слишком высокую цену и испытывала опасение, что Бальзак станет злостным неплательщиком. В Пасси, прямо напротив улицы Басс, продавалось бывшее владение княгини де Ламбалль. Продавались также еще несколько земельных участков, которые могли оказаться хорошим вложением капитала: на Елисейских Полях, в саду Монсо. «Риск невелик, а доходы обеспечены».
В январе 1845 года Ева Ганская отправила Бальзаку 10 тысяч франков в государственных облигациях, оплачиваемых наличными. Явилось ли это первым капиталовложением в счет их свадьбы? Император, угрожавший украинским католикам конфискацией имущества, в один прекрасный день мог принять решение: тогда Ева Ганская сможет эмигрировать лишь при условии, что ничего не вывезет с собой.
Что касается покупки дома, то Бальзак ждал уверенного, содержательного, утешительного ответа.
Ева не написала ни единого слова.
Молчание — знак согласия?
Вряд ли! Все, что Бальзак создал, мечтая об их совместной жизни, Еве не нравилось; всякий раз она утверждала, что он перестарался.
Но главное — Ева хотела пристроить дочь. Она рассчитывала на блестящую партию.
К тому же она продолжала вести судебную тяжбу о вступлении в наследство: судебная палата Киева отказалась придать силу царскому указу.
Предполагаемая свадьба дочери и, как следствие, приданое, наведение порядка в поместье Верховня, разграбленном управляющими и арендаторами, ущерб, нанесенный заморозками, пожары буквально разорили Еву.
А Бальзак продолжал выводить ее из себя, давая наставления: «Боюсь, вы недостаточно предприимчивы, чтобы стать рачительной помещицей… Вам не хватает умения выгодно продавать свою продукцию».
Бальзак был счастлив известить Еву, что французский флот закупает хлеб для своих нужд в Польше. Почему бы Бальзаку вместе с Сюрвилем не заняться зерновыми, выращиваемыми в Верховне? Собрав урожай, они изготовят сухари, которые затем продадут французскому флоту.
Ева испытывала большие сомнения по поводу этого коммандитного товарищества, которое ей пришлось бы финансировать, и ничего не отвечала. Оноре сделал вывод, что поведение этой женщины, «наперекор ее инстинктам, определяется необходимостью, благополучием ее ребенка и чувством долга».
Но Бальзак продолжал упорствовать: в тот день, когда Ева освободится от своей дочери, которая представляет для нее смысл жизни, она станет наконец деловой женщиной и любящей женой.
18 августа пришло письмо. Какая радость! Сколько пролито счастливых слез! Он был готов прочитать это письмо всему Парижу.
«Мне хотелось бы увидеться с тобой». И Бальзак отвечает: «Я все послал к чертям. И „Человеческую комедию“, и „Крестьян“, и прессу, и читателей, и задуманный небольшой сборник „Мысли и изречения господина де Бальзака“». В спешке Бальзак забыл о «Маленьких невзгодах супружеской жизни», проданных Хлендовскому и вышедших в свет летом 1846 года.
За период своего отсутствия с апреля по август 1845 года Бальзак ни разу не позаботился о письмах, которые шли к нему практически отовсюду. Издатели и редакторы выражали свое разочарование, грозили подать в суд. Бальзака перестали печатать в толстых журналах, на страницах которых восторжествовал Эжен Сю со своим «обывательским романом» «Вечный жид».
Бальзак выехал из Парижа 25 апреля и прибыл в Дрезден 1 мая. Он остановился в гостинице «Штадт-Ром».
Когда люди, разделенные тремя тысячами километров, пишут друг другу письма, приходящие к адресату через три недели, им ничего не бывает известно об умонастроении того или той, к кому они обращаются. После Санкт-Петербурга Оноре и Ева балансировали на краю пропасти, и в них обоих пробуждалась природная неистовая сила.
Ева была разорившейся помещицей, боявшейся допустить какую-либо оплошность. Остатки своей нежности она сберегала для дочери. С остальными вела себя запальчиво, в высшей степени жестко. Необходимость беспрерывно работать либо для того, чтобы прокормить себя и заплатить долги, либо для того, чтобы сколотить состояние, что по сути одно и то же, свело на нет у Бальзака, как он говорил, «отправление чувств».
«Дрезден, — напишет позднее Бальзак, — это голод и жажда, это нищета в счастье, это бедняк, набрасывающийся на богача».
Внезапно он ощутимо осознал свою бедность. Он, безудержно смелый и дерзкий, был уже не в состоянии вызывающе смотреть на окружающих. Ему приходилось разговаривать с ними, потупив взор. Впрочем, представители этого общества никогда не имели привычки смотреть друг другу прямо в глаза. Они затрачивали слишком много времени, проводя часы напролет перед зеркалом, и у них просто не хватало сил обращать внимание на других. К тому же не замечать никого вокруг считалось верхом изысканности.
Однако все менялось на вечерних приемах. Там считалось хорошим тоном расточать любезности. Приглашенным не о чем было вести беседу, но они поздравляли кого-либо с прибытием, благодарили в ответ, приветствовали собравшихся, представляли их друг другу, исполняли свой долг, рассыпаясь в обязательных комплиментах и наконец откланивались, убивая таким образом часть ночи.
Бальзак знал, что этот чопорный мирок пристально следит за каждым его шагом и непрестанно болтает о нем самые сальные гнусности: дескать, он двоеженец, игрок и к тому же у него слишком большие залысины для длинных волос.
У Евы о Бальзаке уже сложилось определенное мнение, и ничто не способно было его поколебать. Впрочем, она всецело была поглощена заботой о дочери. Анне удалось наконец заполучить завидного жениха, графа Георга Мнишека. Графу исполнился 21 год. Отец Георга, Шарль-Филипп, имел двух сыновей. Второй его сын, Андре, родился в 1824 году. В семейной собственности у них был Вишневец, самое обширное поместье на Волынщине, расположенное около Радзивилова.
Марина Мнишек, прародительница Георга, приобщает нас к истории «Бориса Годунова». Чешка по происхождению, она в 1605 году вышла замуж за Лжедмитрия, человека, который выдавал себя за сына Ивана Грозного. Марина Мнишек царствовала в России в течение года, вплоть до того дня, когда был убит ее супруг. Во время последовавшей за этим убийством Смуты еще один самозванец объявил себя настоящим Дмитрием. Марина была вынуждена признать в нем своего мужа. Ее казнили 21 февраля 1613 года[52] после избрания на царство Михаила Федоровича, основателя династии Романовых, правившей до 1917 года.