Горящий берег - Уилбур Смит

О’ва закричал и бросился к ней. Он успел коснуться жены кончиками пальцев, прежде чем Х’ани перевалилась через край, и остановился, пошатываясь, на краю пропасти.

— Моя жизнь! — крикнул он ей вслед. — Мое сердечко!

Боль в груди и горе стали невыносимыми. Он сорвался и, когда его тело переваливалось через край, негромко крикнул:

— Я иду за тобой, старая бабушка, до самого конца пути!

Не сопротивляясь, О’ва начал падать в пропасть. Ветер трепал его, но он не издал больше ни звука.

* * *

Лотару Деларею пришлось подняться на двадцать футов туда, где в трещине утеса застряло тело одного из бушменов.

Он увидел старика, морщинистого и худого, как скелет. Труп при падении разбился, так что обнажились кости черепа. Крови было очень мало, как будто солнце и ветер высушили тело еще при жизни.

Вокруг узкой, почти детской талии — набедренная повязка из шкуры и, как ни удивительно, бечевка, на которой висит складной нож. Нож адмиралтейского типа с роговой рукоятью, какие носят британские моряки. Лотар никак не ожидал найти такое оружие на трупе бушмена в пустыне Калахари. Он отвязал шнурок и положил нож в карман. Больше ничего интересного или ценного на теле не было, и Лотар не собирался тратить время на то, чтобы закопать его. Он оставил старика в трещине скалы и спустился вниз по склону туда, где ждал Сварт Хендрик.

— Что ты нашел? — спросил он.

— Только старика, но у него было это.

Лотар показал нож, и Хендрик кивнул без особого интереса.

— Ja, они все воры, эти обезьяны. Поэтому и забирались в наш лагерь. Второй внизу, в ущелье. Спускаться туда опасно. Я бы его оставил.

— Тогда оставайся здесь, — сказал Лотар, подошел к краю глубокого ущелья и заглянул вниз.

Дно густо заросло. Кустарник колючий, и спуск действительно опасен, но Лотар был настойчив и решил не следовать совету Хендрика.

Ему потребовалось двадцать минут, чтобы добраться до дна ущелья, и еще столько же, чтобы найти труп бушмена, которого он застрелил. Все равно что без охотничьей собаки ищешь в густых зарослях мертвого фазана. В конце концов только жужжание больших металлически-синих мух привело его к торчащей из куста руке, повернутой розовой ладонью вверх. Он за руку вытащил из куста тело и понял, что это женщина, старуха, невероятно морщинистая, с обвислыми грудями, как пустые табачные кисеты.

Увидев пулевое отверстие точно там, куда целился, Лотар довольно хмыкнул. На таком расстоянии да еще вверх — выстрел был чрезвычайно трудный. И тут же его внимание отвлекло от пулевого ранения необычное украшение на шее старухи.

Лотар никогда не видел в Южной Африке ничего подобного, хотя в коллекции его отца были ожерелья масаи из Восточной Африки, которые отдаленно походили на это. Однако украшения масаи делались из покупных бус, а старухино ожерелье было изготовлено из разноцветных камней, составленных и размещенных с удивительным художественным вкусом. К тому же ожерелье было надежно укреплено на пластине.

Лотар понимал, что ожерелье редкое, а потому очень ценное. Он перевернул тело лицом вниз, чтобы развязать нить на шее.

Кровь из большой выходной раны промочила шнурок и залила часть камней, но Лотар старательно их вытер.

Многие камни представляли собой кристаллы, другие были обточены водой и отполированы. Старуха, вероятно, набрала их на берегах пересохших рек. Он поворачивал камни, подставляя их под свет, и довольно улыбался, глядя, как они блестят на солнце. Завернув ожерелье в платок, он упрятал его в нагрудный карман.

Последний взгляд на тело бушменки убедил его в том, что больше ничего интересного тут нет, и Лотар оставил ее лежать ничком и начал трудный подъем из ущелья туда, где его ждал Сварт Хендрик.

* * *

Сантэн почувствовала на теле шерстяную ткань, и это непривычное ощущение вывело ее из забытья. Ей показалось, что она лежит на чем-то мягком, но это совершенно исключалось, как не могло быть света, пробивающегося сквозь зеленый занавес.

Она слишком устала, чтобы думать об этом, и когда пыталась держать глаза открытыми, они вопреки ее усилиям закрывались. Тогда она ощутила свою слабость. Из нее выскребли внутренности, словно она крутое яйцо, оставалась только хрупкая скорлупа. При этой мысли ей захотелось улыбнуться, но даже это требовало слишком больших усилий, и она снова погрузилась в манящую тьму.

В следующий раз придя в себя, она услышала негромкое пение. Лежа с закрытыми глазами, она поняла, что понимает слова. Это была любовная песня. Певец жаловался на утрату девушки, которую знал до войны.

Голос был мужской, и Сантэн показалось, что более красивого мужского голоса она не слышала. Ей не хотелось, чтобы песня кончалась, но она внезапно оборвалась, и мужчина рассмеялся.

— Значит, тебе понравилось? — спросил он на африкаансе, и ребенок ответил:

— Да! Да! — так громко и отчетливо, что глаза у Сантэн распахнулись. Это был голос Шасы. На нее тут же обрушились воспоминания о ночи со львом на дереве мопани, и ей снова захотелось закричать: «Мой ребенок! Спасите моего ребенка!»

Поворачивая голову из стороны в сторону, она увидела, что лежит одна в хижине с тростниковой крышей и брезентовыми стенами. Лежит на койке и одета в длинную хлопчатобумажную ночную сорочку.

— Шаса! — позвала она и попыталась сесть. Но сумела только судорожно дернуться, а ее голос прозвучал тихо, безжизненно и хрипло.

— Шаса!

На этот раз Сантэн собрала все силы.

— Шаса! — прохрипела она.

Послышалось удивленное восклицание и грохот перевернутого стула. В хижине потемнело: кто-то остановился у входа. Она повернула голову к отверстию. Там стоял мужчина. На бедре он держал Шасу.

Мужчина высок, широкоплеч, но свет падает у него из-за спины, и лица она не видит.

— Итак, спящая красавица проснулась… — Голос низкий, волнующий. — Долго же мы ждали.

Продолжая держать мальчика, он подошел к койке и наклонился.

— Мы тревожились, — мягко сказал он, и Сантэн посмотрела в лицо самому прекрасному мужчине, какого ей приходилось видеть, золотому мужчине, с длинными золотыми локонами и желтыми глазами леопарда на загорелом золотом лице.

Шаса у него на бедре подпрыгивал и тянулся к матери.

— Мама!

— Мой малыш!

Она подняла руку, и незнакомец снял Шасу с бедра и посадил на койку рядом с ней.

Приподняв Сантэн за плечи, он помог ей сесть и подложил под спину валик. Руки у него коричневые и сильные, но пальцы изящные, как у пианиста.

— Кто вы?

Ее голос звучал хриплым шепотом, под глазами темнели круги, точно свежие кровоподтеки.

— Меня зовут Лотар Деларей, — ответил он, а Шаса сжал кулак и с жаром заколотил мать по плечу.