Скандинавский детектив - Дагмар Ланг

Эрик не закончил, но я уже заинтересовался.

— Что к тому же?

— Марта любит новое. Где гарантия, что на мне она остановится? Ей всегда хочется кого-нибудь еще.

— Ты подозреваешь, она уже кого-то завела?

— Не знаю. Есть только два объяснения, что она не пришла. Первое — ее кто-нибудь задержал, скажем, Герман. Ведь если она хоть немного опоздала, то легко могла наткнуться на него.

— Разве Марта отправилась туда не сразу после следственного эксперимента? — спросил я. — Во всяком случае, в «Альме» она говорила, что пойдет прямо на факультет.

— Да, ты прав. В таком случае первое объяснение отпадает.

— Но остается второе?

— Второе означает, что она встретила кого-то другого, — горько вздохнул Эрик. — Но в любом случае она должна была сказать мне, что не придет…

Я вспомнил немой разговор, который Марта с Хилдингом вели одними глазами в вестибюле перед началом следственного эксперимента.

— А может быть, она снова закрутила роман с Хилдингом? — спросил я и рассказал Эрику о том, что видел.

Он крепко закусил трубку и долго сидел молча. Тем временем я налил себе еще виски.

— Об этом я не подумал, — сказал он, наконец. — Хилдинг! Какого черта он не оставит нас в покое?

— Но мы еще не знаем точно, он это или не он, — возразил я.

— Нет, это не он, — решил Эрик. — Это кто-то другой. Наверняка кто-то другой.

Мы болтали о всякой всячине. Я выпил уже четвертую порцию виски и пришел в блаженное состояние духа. Потом я выдвинул версию, что новым увлечением Марты стал студент юрфака Урбан Турин. Эрику моя версия не понравилась.

— Неужели ты не помнишь, что они весь вечер танцевали вместе на обеде у Хилдинга? — упорно доказывал я.

Нельзя не признать, что после моих слов у Эрика был довольно несчастный вид.

— Не помню, — буркнул он.

— А я помню, — радостно сказал я. — А потом они долго сидели в углу, о чем-то болтали и явно нашли общий язык.

Я просидел у Эрика почти до трех ночи. Несколько раз я порывался встать, но он удерживал меня. Вдруг Эрик стал сентиментален. Он проникновенно рассказывал о том, какая она прелесть, какая утонченная, как она остроумна и с каким вкусом одевается. Его страсть отнюдь нельзя было назвать просто плотским вожделением. Марта затронула в нем и более высокие чувства. «А с другой стороны, — подумал я, — эти высокие чувства всегда пробуждаются, когда ты боишься, что уже потерял ее…»

Без четверти три в дверь позвонили. Эрик удивленно посмотрел на меня. В квартире фрекен Гердерлин заскрипела кровать. Я допил оставшееся виски.

— Мне пора.

Я пошел за Эриком в переднюю. Казалось, он все еще сомневался, стоит ли открывать. Снова зазвенел звонок. Тогда Эрик открыл.

На пороге стоял Герман Хофштедтер. Он явно был чем-то взволнован.

— Это ты, Эрнст? — сказал он, не здороваясь с Эриком. — Я увидел свет в окнах и подумал, что Марта может быть здесь.

— Ее здесь нет, — удивился Эрик. — Что тебе взбрело в голову?

Герман устало посмотрел на него.

— Заходи, — пригласил Эрик.

— Нет, спасибо, — холодно ответил Герман. — Я хожу по улицам и ищу Марту. Она до сих пор не вернулась. Еще не было случая, чтобы она не ночевала дома.

— После следственного эксперимента я ее не видел, — сказал я.

Эрик ее тоже не видел. Герман только кивнул.

— Извините за беспокойство, — сказал он и ушел.

— Пожалуйста, — пробормотал Эрик, закрыл дверь и взглянул на меня.

— Каким образом он, черт побери, вошел в подъезд?

Ответа я не знал, потому поблагодарил и откланялся.

Дверь на улицу была заперта. Снаружи ее можно было открыть только ключом. Герман Хофштедтер уже исчез. Неужели у него был ключ, с помощью которого он мог в любое время дня и ночи войти в дом Эрика Бергрена?

Мы остались вдвоем — Джозеф Хеллер и я. И виноват в этом был Хеллер. Он написал изумительную книгу, всю построенную на парадоксах. С огромным наслаждением я читал ее до самого вечера. Около одиннадцати я отложил, наконец, книгу, надел пальто и вышел на улицу. Сначала я даже не понимал, куда меня несет. Потом понял. Я двинулся по Гропгрэнд, перешел Эфре-Слотсгатан и вышел к Епископскому переулку. Снег совсем перестал, небо очистилось. Сейчас оно было усыпано звездами, которые сверкали и переливались. Ветер стих, и я почти не чувствовал холода. Но температура, возможно, упала еще на несколько градусов. Я миновал Густавианум и кафедральный собор. Дойдя до площади Фюристорг, повернул за угол и вошел в бар. Тощий старый гардеробщик читал газету. Заметив меня, он встал, сложил газету и положил ее на стул.

— Добрый вечер. — Он слегка поклонился и принял у меня пальто.

— В баре много народу? — спросил я.

— Не очень, — ответил он, подавая мне номерок. — Свободных мест хватает.

Бар был наполовину пуст. Я остановился у дверей и скользнул взглядом по залу. Знакомых не было. У стойки сидели четверо. Я занял крайний табурет. Посетителей обслуживал новый, незнакомый мне бармен. До Рождества здесь работал другой. Впрочем, того я тоже не знал. После Рождества я пришел сюда впервые.

— Виски со льдом, — заказал я.

Новый бармен был небольшого роста, узкоплечий, темноволосый. Волосы он смазывал бриолином и зачесывал назад. Глядя на него, я решил, что он с юга. У него было красивое, почти женственное лицо. На белой куртке темнело большое свежее пятно, на месте сердца, только с правой стороны.

Бармен поставил передо мной виски, и я стал прихлебывать его небольшими глотками. Время от времени я поглядывал на экран телевизора, стоявшего на полке за стойкой. Передавали хоккейный матч. Игра была скучная и суматошная. К тому же изображение искажали помехи.

— Нельзя ли как-нибудь настроить телевизор? — спросил я бармена.

— Дело не в настройке, а в погоде, — ответил бармен. — Ничего не поделаешь…

Это произошло перед самым закрытием бара. Уже началась уборка. Я как раз допил свое виски и собирался уходить, когда в дверях появился Хилдинг Улин. Он окинул взглядом зал, сразу заметил меня, кивнул и подошел.

— Привет! Можно присесть рядом?

Хилдингу Улину было лет тридцать. Крепкий, коренастый, невысокого роста, он был красив: широкое лицо, волнистые, зачесанные назад темные волосы и седые виски. Двигался он легко и свободно. На мизинце носил кольцо с печаткой, и в любое время дня и ночи от него исходил легкий запах одеколона. Я познакомился с ним всего полгода назад. Он играл в студенческом театре и писал сатирические стихи. Его куплеты пользовались успехом, хотя свое последнее ревю он написал уже несколько лет назад.