Вторая мировая война. Ад на земле - Макс Хейстингс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако иные немцы не отчаивались, даже угодив в руки врага. Николай Белов рассказывает о «языке», добытом его разведчиками: «Здоровенный двадцатидвухлетний парень – откуда они, прохвосты, берут такую молодежь? Пленный показал, что наступать собираются через 4 недели, а войну хочут закончить в этом году – обязательно победой Германии»16. Гитлер провел мобилизацию и к июню 1943 г. довел численность своих войск в России до 3 млн. Он понимал, что общее наступление невозможно, однако настаивал на едином массированном прорыве. Внимание фюрера привлек выступ на советской линии фронта к западу от города с односложным названием, которое войдет в военные легенды: город Курск. Размах военных действий на Восточном фронте был таков, что этот выступ размерами почти не уступал штату Западная Виргиния – он был с половину Англии. Там имелись невысокие горы, множество ущелий, рек, но главным образом это регион открытых степей. Удобный ландшафт для продвижения танков – удобный и для заградительного огня антитанковых орудий. Подземные залежи железной руды вызывают в этих местах неистовый танец стрелки компаса, но это не имело особого значения в той ситуации, когда обе стороны прекрасно знали, где находится противник.
Для удара Гитлер сосредоточил под Курском основные силы вермахта, пополнив их тремя свежими танковыми дивизиями СС, 200 «Тиграми» и 280 «Пантерами». И все же по сравнению с кампаниями 1941–1942 гг. операция Citadel казалась локальной – у Гитлера явно заканчивались ресурсы. К тому же и противник на этот раз заранее готовился к отражению угрозы, прислушавшись к разведданным, поступавшим из шпионской сети «Люси» в Швейцарии. На собрании в Кремле 12 апреля полководцы упросили Сталина предоставить инициативу немцам: они предпочитали заманить танки противника, расправиться с ними и лишь затем перейти в контрнаступление. Всю зиму и начало лета советские саперы в лихорадочном темпе сооружали пять заградительных линий из минных полей, бункеров и окопов. Вдоль этих линий дожидались противника танки, пушки и самолеты: 3600 танков против 2700 немецких, 2400 самолетов против 2000 в составе люфтваффе и 20 000 пушек – вдвое больше, чем у немцев. 900 000 гитлеровских солдат противостояло 1,3 млн советских.
Манштейн, возглавлявший группу армий «Юг», все эти три месяца также собирал и готовил свои силы, но мало кто из немцев – за исключением разве что отрядов СС – тешил себя иллюзиями насчет благополучного исхода операции Citadel. Лейтенант Карл-Фридрих Брандт с горечью писал из-под Курска: «Счастливы те, кто вовремя погиб в Польше или во Франции. Они могли еще верить в победу»17. И сам Манштейн уже не надеялся разгромить Советский Союз, ему требовался лишь такой успех, который вынудил бы Сталина признать в этой войне ничью и вступить в переговоры о мире вместо того, чтобы сражаться до окончательной победы.
Русские солдаты шли на защиту Курска через территории, разоренные отступавшим врагом. Восемнадцатилетний Юрий Ишпайкин писал родителям: «Много семей оставили без отцов, без братьев, без крова. Хотя я здесь нахожусь и недолго, всего несколько дней, но уже много пришлось пройти по прифронтовой полосе. И всюду, где ни проходили, – голые, необработанные, незасеянные поля. От деревень и городов остались одни трубы и развалины от каменных зданий. Действительно – зона пустыни… Радостно становится на душе, когда войдешь в целую, неразрушенную деревню. Большинство домов пустеет, но есть среди них такие, из труб которых валит дым да выйдет на крыльцо женщина или мальчик посмотреть на проходящую Красную армию»18. Ишпайкин, как и многие его товарищи, не вернулся с поля боя под Курском.
«Уже в восемь утра разогрелось, поднялись облака пыли», – писал Павел Ротмистров, командир гвардейской танковой армии. Его танки длинными колоннами двигались на оборону курского выступа. «К середине дня пыль сбивалась уже плотными тучами, толстым слоем лежала на придорожных кустах, на полях пшеницы, на танках и грузовиках. Темно-красный солнечный диск едва проглядывал сквозь серую пелену пыли. Танки, пушки-самоходки и трактора, бронемашины для перевозки пехоты и грузовики, продвигались в этом мареве. Солдат мучила жажда, промокшие от пота гимнастерки липли к телу. Особенно трудно приходилось водителям. Кто умел писать, те сочиняли прощальные письма, неграмотные диктовали свои послания товарищам»19. Двадцатилетний Иван Панихидин уже был тяжело ранен в боях 1942 г. Теперь, вновь приближаясь к линии фронта, он с гордостью помышлял об участии в битве за свою родину. «Через несколько часов вступаем в бой, – писал он в последнем письме отцу. – Концерт уже начался. Нам остается его продолжить. Пишу под грохот артиллерийской канонады. Скоро перейдем в атаку. На земле и воздухе идет сражение… и советские воины стоят на своих рубежах»20. Несколько часов спустя Панихидин был убит.
Самолеты люфтваффе начали бомбить позиции русских за несколько дней до атаки. На их счету значилось прямое попадание в дом, где разместился Рокоссовский, но сам маршал в тот момент, к счастью, находился в другом месте. На огонь немецкой артиллерии русские ответили массированным обстрелом, едва ли хоть один клочок земли, на которой огромным человеческим массам предстояло вступить в бой, остался непотревоженным. 5 июля Модель ударил с севера, а на юге начала наступление Четвертая танковая армия. С самого начала обе стороны понимали, что битва под Курском станет титаническим испытанием человеческих сил и воли. Бомбардировщики Stuka и эсэсовские «Тигры» причинили существенный ущерб русским T-34. Часть новых немецких «Пантер» вышла из строя из-за поломок, но прочие успешно продвигались, давя противотанковые орудия противника, а немецкая мотопехота атаковала пехоту Жукова, поливая пламенем из огнеметов окопы и блиндажи. Артиллерия с обеих сторон грохотала без передышки.
За три дня немецкой армии, продвигавшейся с севера, удалось преодолеть 30 км, и казалось, что она близка к прорыву. Армия Рокоссовского в целом выдержала жесточайший натиск, но некоторые ее части дрогнули. В отчете СМЕРШ перечисляются офицеры, которых сочли виновными в трусости: «Низкую боеспособность показал 47-й СП[18]. Второй батальон этого полка во главе с командиром полка Ракитским самовольно оставил свой рубеж, другие батальоны, поддавшись панике, также оставили рубежи… Командиры: 47-го СП – подполковник Карташев и 321-го СП – подполковник Волошенко растерялись и, потеряв управление батальонами, должных мер к восстановлению порядка не приняли… Старший командный состав дивизии, в том числе и командиры 47-го и 321-го СП, проявили растерянность, а некоторые из них струсили и дезертировали с поля боя. Командир 203-го АП[19]майор Гацук в начале боя первым оставил КП[20]и действиями полка не интересовался, а впоследствии, взяв с собой телефонистку Ганиеву, уехал в тыл полка, где пьянствовал, и в полк вернулся только 7.VII .1943»21.
Но другие части держались стойко, и бронированные отряды Моделя понесли большие потери, особенно попав на минные поля. На юге к 9 июля почти половина из 916 машин Четвертой танковой армии вышла из строя или была повреждена. По всему огромному полю битвы сталкивались железо и люди, падали, поднимались или не поднимались. Огонь и дым до самого горизонта. На радиоволнах неслись, заглушая друг друга, русские и немецкие голоса: «Вперед! Орлов, обходи с фланга! Schneller! Ткаченко, прорывайся им в тыл! Vorwärts!»22 Военный корреспондент Василий Гроссман запомнил, как все на поле боя, даже еда, чернеет от пыли. По ночам измученные солдаты не могли уснуть в тишине: она казалось страшнее, чем ставшая привычной какофония боя.