Порою нестерпимо хочется... - Кен Кизи

Вся эта странная и неожиданная деятельность показалась мне более чреватой глубинными смыслами, чем поэзия Стивенса, а потому я выключил свет и лег, пытаясь разобраться в значении этой ночной вспышки активности. Что означала вся эта беготня? Куда они отправились в такой час? И, погружаясь в дремоту, я уже обувал для путешествия собственные фантазии – «Может, звонили сообщить о страшном лесном пожаре, и Хэнк с Джо Беном… нет, слишком мокро; …наводнение – вот в чем дело. Звонил Энди сообщить, что ужасный сорокабалльный шквал обрушился на берег, раскалывая деревья и громя оборудование!», когда вдруг легкий щелчок заставил меня снова открыть глаза, и тонкая игла света, пронзившая мою кровать, сообщила мне, что Вив зажгла свет в своей комнате… Наверное, чтобы читать, пока он не вернется. Это могло означать и то, что он уехал ненадолго и волноваться не о чем, и то, что он вернется неизвестно когда.

Несколько минут я боролся с любопытством, потом вылез из кровати и натянул вместо халата старый лейтенантский плащ – не слишком элегантный наряд для визита к даме, но выбор был невелик – между плащом и все еще мокрыми рабочими штанами, разложенными перед обогревателем. Правда, в шкафу на распялке у меня висели выглаженные брюки, но почему-то плащ показался мне наименее несуразным из этих трех вариантов.

И выбор мой оказался удачным: когда, постучав и услышав ее ответ, я открыл дверь, то увидел, что ее одеяние вполне соответствует моему: она сидела на кушетке среди подушек в плаще, который был еще больше и грубее моего. И гораздо тяжелее. Черная вязаная штуковина неизвестного происхождения; вероятно, когда-то он принадлежал Генри, а может, кому-нибудь и еще выше. Ткань настолько потемнела, что выглядела бесформенной кучей черной сажи, из которой выглядывало светлое лицо и две изящные руки с романом в бумажной обложке.

Такое совпадение вызвало у нас обоих смех, сразу сокративший расстояние, на преодоление которого обычно уходят часы. Плащи объединили нас для начала.

– Счастлив лицезреть вас одетой по последнему писку моды, – произнес я, когда мы отсмеялись, – но, боюсь, э-э… вам придется обратиться к вашему портному, чтобы он немного ушил это. – И я продвинулся еще на ярд в комнату.

Она подняла руки и изучающе посмотрела на гигантские рукава.

– Вы так думаете? Может, стоит выстирать и посмотреть, не сядет ли?

– Да. Лучше подождать; как бы не оказалось потом слишком узко.

Мы снова рассмеялись, и я продвинулся еще на несколько дюймов.

– Вообще-то у меня есть халат, но я никогда его не ношу, – объяснила она. – Кажется, мне его подарили, да, точно, подарили – Хэнк на день рождения вскоре после того, как я сюда переехала.

– Ну, наверное, это еще тот подарочек, если вместо него ты предпочитаешь носить эту палатку…

– Нет. Он совершенно нормальный. Для халата… Но, понимаешь… у меня была тетя, которая дни напролет ходила в халате, с утра до вечера, за весь день ни во что не переодеваясь, если ей только не надо было ехать в Пуэбло или куда-нибудь еще… и я пообещала себе: Вивиан, сказала я, дорогая, когда вырастешь, ходи лучше голой, но только не в старом халате!

– По той же причине я не ношу смокинга, – ответил я, сделав вид, что отдался неприятным воспоминаниям. – Да. Дядя. То же самое испытывал по отношению к его одежде. Вечно в проклятом старом твиде, роняющий пепел с сигар в шерри; вонь на весь дом. Отвратительное зрелище.

– От моей тети ужасно пахло…

– А как пахло от моего дяди! Люди с непривычки просто задыхались от этой вони.

– Гноящиеся глаза?

– Никогда не мылся: гной неделями скапливался в углах глаз, пока не отваливался сам, размером чуть ли не с грецкий орех.

– Жаль, что они не были знакомы, моя тетя с твоим дядей: похоже, они были созданы друг для друга. Жаль, что она не вышла замуж за такого человека, как он. Курящего сигары, – задумчиво промолвила она. – Моя тетушка пользовалась такими духами, которые вполне гармонировали бы с запахом сигар. Как мы назовем твоего дядю?

– Дядя Мортик. Сокращенно – Морт. А твою тетю?

– Ее настоящее имя было Мейбл, но про себя я ее всегда называла Мейбелин…

– Дядя Морт, позволь тебе представить Мейбелин. А теперь почему бы вам двоим не пройти куда-нибудь и не познакомиться поближе? Ну будьте послушными ребятками-.

Хихикая, как глупые дети, мы принялись махать руками, выпроваживая выдуманную парочку из комнаты и уговаривая их не спешить назад – «Голубки…» – пока торжествующе не захлопнули за ними дверь.

Завершив нашу прогулочку, мы на мгновение умолкли, не зная, что сказать. Я опустился на мореное бревно. Вив закрыла книжку.

– Ну, наконец одни… – промолвил я, пытаясь обратить это в шутку. Но на этот раз реакция была натужной, смех – совсем не детским, а шутка – не такой уж глупой. К счастью, мы с Вив умели дурачиться друг с другом, почти как с Питер-сом, балансируя на грани юмора и серьеза, что давало нам возможность смеяться и шутить, сохраняя искренность. При таком положении вещей мы могли наслаждаться своими взаимоотношениями, не слишком заботясь об обязательствах. Но система, безопасность которой гарантируется юмором и шутливым маскарадом, всегда рискует потерять контроль над своей защитой. Взаимоотношения, основанные на юморе, провоцируют юмор, и постепенно становится возможным подшучивать надо всем – «Да, – откликнулась Вив, стараясь поддержать мою попытку, – после столь долгого ожидания», – а эти шутки то и дело оказываются слишком похожими на истину.

Я спас нас от участи словесного пинг-понга, напомнив, что прежде всего визит мой вызван тем, что я хотел спросить. Она ответила, что таинственный звонок понятен ей не более, чем мне, Хэнк только заглянул к ней и сказал, что ему надо прокатиться до лесопилки, выловить из реки пару-тройку друзей и соседей, но не упомянул, кто они такие и что делают там в столь поздний час. Я спросил ее, есть ли у нее какие-нибудь соображения на этот счет. Она ответила, что никаких. Я сказал, что действительно странно. Она ответила – несомненно. А я сказал – особенно так поздно ночью. И она сказала – учитывая этот дождь и вообще. И я сказал, что, наверное, все узнаем утром. Она ответила – да, утром или когда вернутся Хэнк с Джоби. И я сказал – да…

Мы немного помолчали, и я сказал, что, похоже, погода не улучшается. Она ответила, что радио сообщило о циклоне, идущем из Канады, поэтому так продлится еще, по меньшей мере, неделю. Я сказал, что это, безусловно, радостное известие. И она ответила – не правда ли, хотя?..

После этого мы просто сидели. Жалея, что так расточительно израсходовали все темы, понимая, что предлоги исчерпаны, и теперь, если мы заговорим, нам придется погрузиться в проблемы друг друга – единственная оставшаяся общая тема для разговора, – а потому лучше помолчать. Я поднялся и поплелся к двери, предпочтя такой выход, но не успел я договорить «спокойной ночи», как Вив предприняла решительный шаг.

– Ли… – Она помолчала, словно что-то обдумывая, и наклонила голову, изучающе рассматривая меня одним голубым глазом, выглядывавшим из воротника. И вдруг спросила прямо и просто: – Что ты здесь делаешь? Со всеми своими знаниями… образованностью… Почему ты тратишь время на обвязывание тупых бревен старыми ржавыми тросами?