Война миров - Олег Дивов

– Если бы в моей семье появилась женщина вроде нее, я бы выгнал ее.

Повернулся и пошел, страшно довольный собой. Рядом с нами стояла Эмма Гамильтон, и она-то очень громко, четко произнесла:

– Потому что на фоне женских мозгов твоя безмозглость была бы особенно заметной.

– Вы, кажется, все разведены? – сладким голосом уточнил Эндрю Кларк. – Не зря.

Я не выдержала:

– Зато все – с титулом. А вот наши мужья – увы.

Он смерил меня взглядом через плечо и свалил.

– Не обращайте внимания, Делла, – ровным голосом произнесла Эмма. – Это Эндрю Кларк. У нас будет тяжелый год.

Так произошло мое вхождение в высшее общество.

Каждый день я жила по четко определенному распорядку. Регламентировалось все – режим дня, форма одежды. Я не могла провести в ванне ни на минуту больше отведенного на это времени, не говоря уж о том, чтобы после завтрака перекинуться с кем-нибудь словом. Валери объяснила, что все контакты завязываются либо до съезда, либо на прощальном балу. В другие дни все присутствующие занимаются лишь демонстрацией союзов и связей: глядите и делайте выводы.

Если верить этому правилу, положение Августа было, мягко говоря, не ахти.

Он не приехал, и его кресло номер три вызывающе пустовало. Таков обычай: подозреваемого в рейдерстве против своих на съезд не приглашают. Решение принимали в его отсутствие. Тем не менее, если кто-то из титулованных отправит приглашение, – Совет не имел права отказать подозреваемому в личном выступлении. Приглашение Августу послала Эмма Гамильтон – она не состояла с ним в родстве или деловых союзах. Мы ждали его в воскресенье. И я ловила себя на мысли, что куда лучше чувствовала бы себя в качестве его ассистентки, чем в роли княгини.

Честно говоря, я безумно скучала по нему. Доходило до того, что я с куда большим удовольствием сидела в компании, если в болтовне упоминали Августа. Но старалась не подавать виду.

Вечерами все представительное собрание расползалось по кабачкам, тавернам и ресторанам Нового Города, а кое-кто не ленился мотаться в Старую Прагу. А я торчала в отеле, со свекровью и Эммой Гамильтон. Леди Гамильтон, разумеется, не стала мне старшей подругой, но дала для понимания жизни в высшем обществе куда больше, чем Валери.

А потом настало долгожданное воскресенье, и я нахально делегировала вместо себя Долорина на утреннее заседание, а сама отправилась с Кером в аэропорт. Я не предупреждала Августа, что поеду встречать его. И не вышла в здание, ждала на парковке, сидя в салоне машины.

Я смотрела на моросящий дождь и улыбалась.

Когда в дверях показалась высоченная фигура в квадратном пальто и с непокрытой головой, у меня сильнее забилось сердце. Я уже перестала пугаться этого ощущения – когда что-то внутри сладко-сладко замирает, а потом внезапно начинает колотиться, как сумасшедшее. Ну и пусть. Пусть даже я влюбилась. Строго говоря, в кого еще-то мне влюбляться? Лучше него никого нет. А меня это чувство нисколько не мучает. Наоборот, с того дня, как я себе призналась, мне стало легче жить. Словно бы я выплатила некий долг, тяготивший меня много лет. В определенном смысле так оно и было.

Кер подал машину на посадочный пандус. Я сжалась в комочек в углу сиденья, радуясь, что Август целиком поглощен погодой и своими мыслями. Интересно, обрадуется мне? В этот момент я увидела, как сквозь толпу скользнула прекрасно одетая, очень красивая девушка с длинными темными волосами, приникла к Августу, а он что-то сказал ей с ласковой улыбкой. У меня внутри все оборвалось. Она приподнялась на цыпочки, он полуобнял ее за талию, она коснулась губами его щеки – и тут я чуть не засмеялась от облегчения. Когда их лица сблизились, стало заметно, насколько они похожи. Девушка обернулась к дверям, кому-то махнула рукой, и на ее жест отозвался симпатичный молодой человек, за которым торопились двое носильщиков с багажом.

Надо же, как она изменилась за три года. Была хорошеньким кучерявым бесенком, а стала такой стильной молодой леди. Замужество пошло ей на пользу. Судя по несколько глуповатой улыбке ее спутника, нет-нет да и пробегавшей по ухоженному, безмятежному лицу, брак оказался счастливым не только для нее, но и для мужа.

Кер распахнул перед Августом дверцу машины. Тот заглянул в салон, увидел меня, нисколько не удивился и сел рядом.

– Привет, – сказал он совершенно спокойно и удобно уложил на коленях почтовую коробку в красочных штемпелях.

Я поздоровалась. Кер погрузил багаж Августа и вывел машину на трассу, соединявшую аэропорт и Новый Город. Август все оглаживал коробку.

– Что-нибудь случилось? – спросил он.

– Нет, с чего ты взял?

– Я подумал, ты приехала встретить меня, чтобы в пути обсудить какой-то вопрос. – Он перевернул коробку. – Это Ира была.

– Спасибо, я узнала.

– Я на всякий случай. Я сам не узнал ее, когда встретил в Нью-Йорке. Она хочет повидаться с родителями. И с тобой познакомиться. Ты по-прежнему ее кумир.

– Она прекрасно выглядит.

– Спасибо. Я передам ей твои слова, если ты не против.

– Конечно.

Август еще помолчал. Покосился на меня, потер румяные щеки:

– Я правда такой краснорожий?

Как и все блондины, Август не умел загорать. Попав под злое солнце, он становился оранжево-багровым, а не смуглым. Пока мы жили в Израиле, честно выполняя все назначенные врачом процедуры, Август не задумывался о том, что видит в зеркале. Ну подумаешь, пару раз мы сходили погулять за город. У меня после этого облупился нос, а Август сделался кирпично-красным. Почему-то он заметил мой нос, но не увидел свои щеки.

– Тебе опять на это намекнули?

– Ну, не совсем…

– Август, все в порядке. Ну подумаешь, ты обзавелся шикарным естественным загаром. И не три лицо, оно от этого не побледнеет, наоборот.

– Да, конечно, – поспешно согласился Август и тут же потер лицо.

– В Нью-Йорке тоже дождь? – спросила я, чтобы перевести тему.

– Да, везде. Очень мокрая осень. Я, – Август показал на коробку, – задержался. Мог вчера прилететь, но хотелось купить… Представляешь, двадцатый век. У меня всего три экземпляра такой древности. А что самое поразительное – к этим моделям прилагается оригинал.

– Машина двадцатого века?

– Ну да. Не на ходу, конечно. Наверное. – Помолчал, снова бросил на меня косой взгляд: – Чего ты улыбаешься?

– Ничего, – ответила я с улыбкой и прикусила язык, чтоб не ляпнуть какую-нибудь остроту. – Думала, у тебя страсть к коллекционированию пропадет, когда поднимут «тэ-пятую».

– Тебя раздражает мое хобби?

– Ну что ты. Конечно, нет. Это очень мило.

– Если честно, я сам думал, что интерес закончился, – признался Август. – Ведь столько всего было завязано на ту машину… А тут увидел и решил: хочу этот экземпляр себе. Вот только что делать с оригиналом, пока не придумал.