Машина бытия - Фрэнк Герберт

– Ничего страшного, – сказал Лэнгсмит. – Мы узнали, чем вы занимаетесь, за пару часов. Теперь нам хотелось бы узнать, что вы обнаружили. Доктор Охаси некоторое время назад ушел отсюда весьма взволнованным.

Ее глаза засверкали.

– Я думаю, мы кое на что наткнулись, – сказала она. – Мы сравнили движения инопланетян с известным символизмом примитивных танцев.

Доктор Лэнгсмит усмехнулся.

– Это очень интересно, моя дорогая, но вы, несомненно…

– Нет, серьезно! – сказала она. – Мы нашли сто шесть аспектов для сравнения. Это почти в точности повторяющиеся движения!

– Танцы? Хотите сказать, что…

– Я знаю, это кажется странным, – сказала она, – но мы…

– Даже если вы действительно обнаружили одинаковые движения, это ничего не значит, – сказал Лэнгсмит. – Они пришельцы… из другого мира. Нет никаких причин считать, что развитие их языка следует той же модели, что и развитие наших языков.

– Но они гуманоиды! – возразила она. – Разве вы не верите, что язык зародился как бессознательное формирование органов речи, имитирующее физические жесты?

– Вот это вряд ли, – сказал Лэнгсмит.

– Насчет этих пришельцев мы можем без опаски выдвинуть несколько предположений, – сказала она. – Прежде всего, у них, очевидно, весьма высокие стандарты развития цивилизации, раз они могут построить…

– Не будем повторять очевидное, – нетерпеливо перебил Лэнгсмит.

Франсин некоторое время рассматривала шефа команды, а потом сказала:

– Вы когда-нибудь слышали о том, как маршал Фош[26] планировал военные кампании?

Лэнгсмит пыхнул трубкой и вынул ее изо рта.

– Э… Вы предлагаете, чтобы военный…

– Он писал элементы задачи на листе бумаги, – продолжала Франсин. – Наверху указывалась общая цель. Там он писал: «Задача – победить немцев». Весьма просто. Весьма очевидно. Однако, как ни странно, командиры, чрезмерно увлекавшиеся сложными маневрами, нередко игнорировали цель – «одолеть врага».

– Вы намекаете, что инопланетяне – враги?

Франсин возмущенно покачала головой.

– Вовсе нет! Я говорю, что язык – прежде всего инстинктивный социальный рефлекс. Основной общий знаменатель социальной проблемы – человек. Один-единственный человек. А мы все здесь заняты тем, чтобы заключить эту проблему в рамки математических уравнений и аккуратных, преимущественно устных словесных частот!

– Но вы изучали видео…

– Да! Но только с точки зрения его влияния на звук. – Она наклонилась к Лэнгсмиту. – Доктор Лэнгсмит, я считаю, что этот язык – флективный, с изменяющимися окончаниями и корнями, которые целиком и полностью содержатся в движениях тела.

– Гмммм. – Лэнгсмит наблюдал за тем, как дым из его трубки спиралью всплывает к потолку. – Очень интересная идея!

– Мы можем предположить, что это очень стандартизированный язык, – сказала Франсин. – Это наблюдение я основываю на высоком уровне их цивилизации. Обычно одно сопутствует другому.

Лэнгсмит кивнул.

– Тогда жесты и звуки, вероятно, являются частью ритуала, – сказала она.

– Ммм-гммм.

– Значит… мы можем попросить помощи, чтобы уделить этой идее должное внимание? – спросила она.

– Я включу это в повестку следующего совещания руководителей, – сказал Лэнгсмит, поднявшись. – Но не обнадеживайтесь. Этот вопрос придется отдать на рассмотрение электронным компьютерам. Вполне вероятно, его уже проанализировали в составе какой-нибудь другой задачи и отвергли.

Она в смятении посмотрела на него.

– Но… доктор Лэнгсмит… ведь компьютер – это лишь сумма внесенных в него данных. Я уверена, что на этой стадии нам придется сконструировать новый целостный подход к языку.

– Ну, не волнуйтесь, – нахмурившись, сказал Лэнгсмит. – Нет… не беспокойтесь об этом.

– Значит, мы можем продолжать работу? – спросила она. – В смысле… вы даете нам разрешение?

– Да, да… конечно. – Лэнгсмит вытер рот тыльной стороной ладони. – Завтра утром генерал Спейдел собирает специальное совещание. Я бы хотел, чтобы вы присутствовали на нем. Я пришлю за вами кого-нибудь. – Он махнул рукой на беспорядок вокруг Франсин. – Что ж, продолжайте работу.

В том, как он сунул в рот трубку и вышел из комнаты, ощущалась какая-то жалкая пустота. Франсин пристально смотрела на закрытую дверь.

Она почувствовала, что дрожит, и поняла, что ей до смерти страшно.

«Почему? – спросила она себя. – Что такого я почувствовала, что могло бы напугать меня?»

Вскоре вернулся Охаси. В руках он нес бумажный пакет.

– Видел на выходе Лэнгсмита, – сказал он. – Чего он хотел?

– Хотел знать, чем мы занимаемся.

Охаси замер перед стулом.

– Ты ему рассказала?

– Да. Я попросила его помочь. – Она покачала головой. – Он не хочет связывать себя обязательствами.

– Я принес сэндвичи с ветчиной, – объявил Охаси.

Франсин резко подняла голову.

– Сломленный! – сказала она. – Вот оно! Он выглядел совершенно сломленным человеком, как будто уже смирился с поражением!

– Что?

– Я пыталась понять, почему Лэнгсмит вел себя так странно. Он прямо-таки излучал поражение.

Охас вручил ей сэндвич.

– Готовься испытать шок, – сказал он. – В кафетерии… я встретил Цу Она, офицера связи от нашей делегации. – Японец поднял пакет с сэндвичами над стулом и забавным жестом аккуратно уронил его на сиденье. – Русские настаивают на совместной атаке на галактический корабль, чтобы силой вырвать у них их секрет.

Франсин закрыла лицо руками.

– Идиоты! – прошептала она. – Ох, дураки!

Ее тело вдруг сотрясли всхлипы. Она поняла, что рыдает столь же неуправляемо, как в ту минуту, когда узнала о смерти мужа.

Охаси молча наблюдал за ней.

Слезы иссякли. К ней вернулось самообладание. Проглотив комок в горле, она сказала:

– Извини.

– Не извиняйся. – Он положил руку ей на плечо. – Может, пора сворачивать все это на ночь?

Она накрыла его руку своей и покачала головой.

– Нет. Давай посмотрим свежие фильмы с корабля.

– Как скажешь.

Охаси отошел, вставил новый фильм в проектор. На экране возникло изображение синевато-серого помещения, освещенного бледным светом: одна из «учебных комнат» на корабле. В центре комнаты стояла коренастая, зеленокожая фигура. Рядом с инопланетянином размещалась на пьедестале проекционная доска, с помощью которой все пятеро иллюстрировали свои «лекции». На доске было изображено большое синее озеро с берегами, поросшими тростником, который чуть покачивался на ветру.