Возвращение Амура - Станислав Федотов

Невельской отложил перо и, подождав, пока просохнут чернила, закрыл тетрадь. Это был не судовой журнал, а его личные заметки. Начав их сразу же по отплытии из Кронштадта, он не знал, пригодятся ли они ему когда-нибудь в жизни, поскольку было совершенно не ведомо, чем обернется почти авантюрное предприятие с Амуром. Думал: ладно, если даже ничего с Амуром не получится, записи пригодятся детям – все-таки их отец совершит почти кругосветное плавание. Правда, усмехался, и детей пока нет, поскольку не удосужился жениться, но когда-нибудь это случится, и дети родятся, и будут гордиться своим отцом. А вот теперь, когда открытие фактически сделано и надо только его закрепить, можно быть уверенным, что заметки эти еще сослужат свою неоценимую службу, ибо надо будет делать доклад в Императорском Русском Географическом обществе, а там, чем черт не шутит, можно и книжицу написать. О подвигах русских моряков на дальнем востоке Сибири. Но это – позже, позже, ближе к концу избранного пути, а сейчас все только в начале.

10 июля от борта «Байкала» отвалили три шлюпки – два баркаса и вельбот – все основательно нагруженные. Одной провизии надо было для девятнадцати человек на три недели – столько времени, по предположению командира, должна была занять экспедиция. Кроме Невельского, были штурман Попов, мичманы Гейсмар и Гроте, лекарь Берг и четырнадцать матросов на веслах. К устью Амура шли по глубинам, обозначенным на карте Казакевичем, заодно проверяя их лотом, и на следующий день вошли в Амур, обогнув мыс Тебах.

– Следите за глубиной, не теряйте нитку фарватера, – в очередной раз наказал Невельской старшим по шлюпкам. – Идем под левым берегом вверх до наиболее удобного места перехода к правому.

Прошли, не останавливаясь, две гиляцкие деревни, видимо, Чныррах и Чабдах (Казакевич не дошел до них и указал на карте со слов гиляков) и увидели длинный низменный полуостров, толстым языком легший поперек реки чуть не до ее середины. Тут и решили остановиться на отдых.

– Очень удобное место для защиты устья с моря, – сказал командир, пройдясь в сопровождении офицеров по песчано-глинистым холмам, поросшим мелким кустарником. – Назовем полуостров Константиновским. Никто не возражает?

– А может, это мыс Куегда? – осторожно спросил мичман Гейсмар.

– Это по-гиляцки, Александр Федорович, пусть они его так и называют, мы же не против, – улыбнулся Невельской. – А на морской карте будет мыс Константиновский. В честь нашего генерал-адмирала Великого князя Константина Николаевича.

Они шли обратно к временному лагерю, разбитому на месте высадки, когда услышали истошные крики:

– Э-эй, все сюда!.. Помогайте!.. Да тяни же ее, тяни, мать твою перетак!..

Когда офицеры выскочили на берег, их глазам предстала фантастическая картина. Несколько матросов, стоя кто в воде, кто на берегу, откидываясь назад, изо всех сил тянули тонкий линь, на другом конце которого, вспенивая воду, бесновалось что-то огромное черно-блестящее. Из пены выныривали то остроконечная морда с гигантской пастью, из которой тянулся линь, то заостренный раздвоенный хвост, похожий на акулий, то крутая спина с идущим по ней рядом зубцов, или шишек…

– Чудо-юдо рыба-кит, – произнес рядом с Невельским сдавленный изумлением голос. Краем глаза он увидел лицо Гроте с отвисшей челюстью, но заострять на этом внимание было некогда – он бросился на помощь матросам.

За ним устремились остальные и после продолжительной борьбы все-таки вытащили «чудо-юдо» на берег. Но оно и тут продолжало биться, легко сметя с ног двух матросов, попытавшихся прижать здоровенный хвост к земле. Успокоить его удалось несколькими выстрелами в голову. И лишь после этого все, столпившись вокруг, принялись разглядывать чудовище, которое теперь неподвижно лежало на боку.

Это была, несомненно, рыба. Длиной не меньше двух сажен, толщиной в середине туловища 一не меньше двух обхватов, она походила на чрезмерно выросшего и растолстевшего до уродства осетра. То есть заостренная морда была явно осетровая, под ней свисали усы, похожие на длинных, толстых белых червяков, а ниже располагалась огромная лунообразная беззубая пасть. Мощные гребные плавники на «груди» и рулевые на спине и животе ближе к хвосту, прикрытые броневыми пластинами бока, – всё поражало воображение, на язык так и просились слова «царь-рыба».

– Такие рыбки по мелям не плавают, – сказал Невельской. – Им глубины нужны не меньшие, чем для кораблей.

– Как, интересно, это чудо зовут? – озвучил Гейсмар естественно напрашивавшийся вопрос.

– А мы у гиляков спросим, – нашелся старший матрос Чуфаров. – Чего они тут понапрасну глаза мозолят?

– Где? Где гиляки? – заоглядывались все и только тут заметили в кустах несколько фигур в темно-синих халатах с трубками в зубах.

– Э-эй! – замахал им Чуфаров, призывая. – Идите сюда!

Другие тоже замахали. Гиляки переглянулись и неторопливо двинулись к берегу. Подойдя к рыбе, они обошли ее кругом, похлопали по бокам, цокая языком, и повернулись к Невельскому, безошибочно признав в нем главного. Вперед выступил низенький толстый коротконогий гиляк, его две косы, перекинутые на спину, переливались сединой. Он сказал длинную фразу сплошь из шипящих и гортанных звуков, среди которых можно было дважды разобрать что-то похожее на слово «калуга», произнося которое, гиляк каждый раз протягивал руку в сторону рыбы.

– Жаль, что не взяли толмача, – сказал Невельской. – Что он сказал?..

– Дозвольте мне, ваше высокоблагородие? – обратился к нему Чуфаров. – Я, когда с Петром Васильичем ходили, толмача внимательно слушал и немного стал понимать. Говорить не могу, а что-то понимаю.

– Ну-ну? И что же он сказал?

– А что-то вроде того, что такую великую рыбу могли поймать только великие рыбаки.

– А рыба, похоже, зовется калугой? – улыбнулся Невельской.

– Ну, в общем-то, да. Можно и так сказать.

– Вот и ладно. Есть рыба белуга, будет и рыба калуга. А мы даже и не спросили наших великих рыбаков, как они умудрились ухватить такого кита.

– Да сами не знаем, ваше высокоблагородие, – смущенно сказал пожилой матрос Вологжанин. – Был у меня крючок-якорек на четыре жала, вот закидушку и изладил. Я на него тунца ловил. А как калуга эта его заглонула, один бог ведает.

В это время гиляк снова вытянул руку к калуге и что-то проговорил с просительной интонацией. Взоры русских обратились к Чуфарову. Тот даже приосанился.

– Поделиться вроде бы просят, ваше высокоблагородие…

Невельской оглядел свою команду:

– Как, товарищи, поделимся?

– А чего ж не поделиться… Нам столько и не съесть… – загомонили матросы. Офицеры деликатно помалкивали.

– Гиляки – народец хлипкий, – сказал Чуфаров. – Им такую рыбину ни в жисть не вытягнуть и когда они еще ее попробуют. А нам с имя дале жить да жить. Конечно, надобно делиться. По-другому – никак.

1