Из Америки - с любовью - Андрей Уланов

Очередь прошивает воздух совсем близко. Я падаю вбок, одновременно посылая ответную – просто чтобы отвлечь противника. Скорчившись за углом дощатого сарая, успеваю глянуть на наручный хронометр. Пока что мы укладываемся в график, но стоит напору атаки ослабнуть – и мы завязнем. А раз так – не годится отсиживаться в укрытии. Тоже, командир – из тылов бомбардир.

– Вперед! – ору я, выскакивая из-за сарая с автоматом наперевес. Зря ору – за эти секунды мои ребята уже продвинулись не на один шаг. Ты бы еще «ура!» гаркнул, Сережа.

Постепенно наша линия редеет – двойки расходятся занимать здания. У меня напарника нет, есть только связной, но он сейчас сидит на рации в винтокрыле. Значит, мне отдуваться за двоих. Похоже, сопротивление слабеет. Оно и к лучшему – все равно большую часть заставы мы взяли тепленькими в казарме.

Вот подходящий сарай. Простите, ангар. Над дверьми надпись – «Боеприпасы». Машу рукой своим – вперед, а сам влетаю внутрь, выискивая дулом цели.

Цель одна. Дрожащий солдатик в тонком тулупчике расковыривает фомкой ящик с гранатами. Здорово старался – даже автомат отложил, вон он, на ящиках с патронами. И расковырял, судя по тому, что одна граната у него сейчас в руке.

– Брось, – приказываю я, поднимая автомат.

Проклятье, как же я буду стрелять? Не дай бог, сдетони-рует. Полбазы придется откапывать из-под обломков. А если шальная доска попадет в винтокрыл… Нет, так нельзя.

– Брось! – повторяю.

Глаза у парня совершенно пустые. Он меня не понимает или не слышит. Рука тянется к чеке. Угораздило меня нарваться на самоубийцу! Прилаживаю приклад к плечу, ловлю парня в прицел. Вот так я, прежде чем он успеет взорвать нас.

– За Америку! – сдавленно всхлипывает парень, хватает чеку. Мой палец уже давит на курок, когда мальчишка выпускает гранату и, хныча, опускается на колени.

– Черт, – только и могу выдавить я. Мне стыдно.

Я хватаю парня за шиворот – он не сопротивляется – и тащу за собой к двери. Да, посмеются надо мной за такого пленного. Камикадзе недоделанный.

Мы уже подходим к двери, когда едва слышный шорох предупреждает меня. Значит, за ящиками прятался второй янки. А вокруг нас взрывчатка. Но этот парень не хочет взрывать нас всех, он хочет добраться до меня.

«Пустая рука» – вот мой путь. В моей ладони нет тяжелого автомата, она сама выплевывает одну-единственную пулю. И та сама ловит второго штатника в прыжке. Он, правда, успевает выстрелить, но в молоко.

– Пошли, – бормочу я, дергая пленника за шкирку.

Мальчишка глядит на труп своего соотечественника – крупного, мясистого мужика с бульдожьей мордой – и заходится в позывах сухой рвоты. Я вытаскиваю его из склада.

Снаружи утихает стрельба. Над поселком в зареве догорающих ракет проплывает винтокрыл снабжения. Я машинально проверяю рожки – все правильно, к следующей выброске надо пополнить запас. Впереди Платинум.

На карте это было обозначено, дай бог памяти, как-то вроде «сборного пункта». Неплохой, однако, «пунктик» соорудили господа комитетчики. До того на военную базу похож – слов нет.

Располагалось сие заведение в низинке, а рядом, на соседнем холме, за покосившейся табличкой «частная территория», возвышался старый развесистый клен. Вот с него я в данный момент и исследовал базу при посредстве австрийской оптики, вдумчиво и обстоятельно. Разгильдяйство, кстати говоря, полнейшее. На этом клене только помоста нет с прокатным телескопом и надписью «Шпионам – скидка».

И чем больше я всматривался, тем больше мне все это не нравилось.

Во-первых, мне не нравилась суета на территории, особенно вокруг низенького двухэтажного строения, которое я определил как штаб. Американцы, конечно, вообще склонны суетиться по поводу и без повода, словно безголовые куры, но именно эта конкретная суета очень уж походила на лихорадочную подготовку. К чему бы это, господа, а?

А еще мне сильно не глянулись несколько десятков крытых грузовиков, выстроившихся на асфальтовом плацу перед казармой, и открытые боксы, а в боксах – один, два, три, пять американских гробовидных бронетранспортеров, и на закуску – английский гусеничный броневик «Эрроу» с характерным хоботком «эрликона».

Ну, знаете, господа! Я за эти дни много всякого насмотрелся, но частная, пусть и вшивая, бронетехника в нескольких десятках верст от столицы! И вы еще хотите называться цивилизованной страной?! Многого хотите, господа!

Проникнуть на территорию, как и следовало ожидать, особого труда не составило. Прожекторные вышки по углам – ей-же богу, несерьезно. Впрочем, комитетчики, похоже, и не ждали особого слета шпионов к своей базе. У меня лично сложилось впечатление, что больше внимания уделялось тому, как бы кто с нее не выскользнул. Что тоже, кстати, наводит на размышления.

До боксов я доскакал минуты за четыре – именно доскакал, потому что холодало все больше и в тонкой рубашке было весьма неуютно. А что поделать – черных свитеров на супербазаре не отыскалось, а куртки все были из эрзац-кожи такой скрипучести, что мертвого из могилы подымет, не то что часового. Я осторожно заглянул внутрь, убедился, что все имеющиеся техники в количестве аж четырех рыл возятся с одним из «гробовиков», и просочился вдоль стеночки к приветливо распахнутому кормовому люку «Эрроу».

Стоп! Там кто-то уже сидел. Я сжался и старательно попытался слиться с траками. Меня здесь нет, меня здесь нет, я просто кучка черной ветоши… Черт, да он, похоже, там один!

Точно. Внутри был только мосластый паренек в замасленном комбе. Быстрый – он успел развернуться, увидеть меня, выпучить глаза и даже начал разевать пасть, но уж этого я ему позволить не мог и отключил его, как у нас говорили, легким касанием подошвы об челюсть. Шутка. В десантном отсеке штучки по Борису Ли не проходят.

Получилось, правда, не совсем аккуратно. Падая, этот олух умудрился здорово рассадить лоб. Вреда, конечно, большого нет, череп – штука прочная, но кровищи… Пришлось срочно искать аптечку и посыпать пленного стрептоцидом, а заодно уж и связывать ненадежнее, благо резиновых жгутов отыскалось три вместо двух положенных.

Закончив упаковывать бедолагу, я тщательно запихал ему в рот марлевый пакет и только после этого дал понюхать нашатыря (запасливые люди лимонники, чего только в их аптечках нет. Даже ОН, родимый, правда, в склянке с черепом). Придя в сознание, пленный вытаращил глаза, попытался выплюнуть кляп – чего я, понятно, не позволил – и задергался в каком-то спазматическом припадке. Я позволил ему побиться секунд пять и утихомирил пинком под ребра.

– Лейтенант Мухоморе Сыровато, – отрекомендовался я. – Японский императорский флот. Разведка. – И продемонстрировал вместо документов сверкающий складной ножик, который и навел меня на мысль о грибном машкераде. – Сейчас моя вытащить кряп. Если твоя вопить – моя отрезать язык и заставрять прогротить. Все поняр, жертва аборта?