Голос крови - Том Вулф

Она перебрасывает через плечо большую сумочку… то есть большую по нынешней моде… из самой лучшей, поддельной, кожи питона. Готовая покинуть квартиру, сосредоточивается на том, как не показать своего неприятия бритоголовому роботу, ставшему свидетелем ее унижения.:::::: Сергей, какой же ты мерзавец! Ты хоть сам понимаешь?:::::: Она дала себе клятву, что, если когда-нибудь его еще увидит, то выложит ему всю правду.:::::: Как ты мог впустить в спальню двух отморозков?:::::: Что это, такое извращение? Нет, хуже! Он свое получил. Он ее отымел. Теперь она превратилась в посторонний предмет. А какое дело постороннему предмету до того, как он выглядит в этой ситуации? С каких пор посторонние предметы начали давать моральную оценку таким чувствам, как стыдливость? Или, говоря иначе, с каких пор шлюхи стали претендовать на большее?

Магдалену душит ярость. Тут она замечает брошенную на пол газету. Она поднимает местную «Геральд» и скользит взглядом по «подвалу», который читал Сергей: «Искусство и развлечения».

Это статья с заголовком, набранным плотным шрифтом из прописных букв: ОТКРОВЕНИЯ РЕАЛИСТА. Начинается так:

«Если бы смех убивал, все прославленные современные художники – от Пикассо до Питера Дойга – превратились бы в гору трупов в винвудской студии одного из представителей вымирающего вида: художника-реалиста.

Физически здоровый, добродушный, взрывающийся утробным смехом Игорь Друкович русского происхождения – вероятно, не самый известный в Майами художник, но не исключено, что самый колоритный».

:::::: Взрывающийся утробным смехом. Это что за хрень?:::::: Она пробегает глазами весь абзац. Друкович опрокидывает в себя водочный коктейль собственного сочинения и заявляет, что Пикассо не умеет рисовать. Если бы он, Друкович, рисовал не лучше Пикассо, он бы основал новое движение и назвал его кубизмом. А это как прикажете понимать? Она не стала задумываться и пошла дальше. Всплывают имена трех русских художников, о которых она ничего не знала. Мал… е… как-как? Про Пикассо она по крайней мере что-то слышала. Кажется, автор убежден, что всем это должно быть безумно интересно. Магдалена посмотрела, кто автор статьи. Джон Смит. Господи, опять это имя! Сплошное занудство, совершенно непонятно, из-за чего Сергей как с цепи сорвался. От этого текста клонит в сон… все больше и больше… и вдруг, из ниоткуда, выскакивает знакомое имя! «Двадцать картин, оцениваемые в семьдесят миллионов долларов, были подарены музею Майами русским коллекционером Сергеем Королевым».

Она вмиг просыпается. И что там про него?.. больше ни слова… она читает весь абзац… опять русские художники… Малевич, Гончарова, Кандинский… Взрывающийся утробным смехом Друкович опустошил очередной стакан водки и начал потешаться над этой троицей. А он мог бы писать картины, как они? «Да любой может! – ответил он. – Только тогда мне пришлось бы смотреть на это г…» И пояснил, что ему пришлось бы писать с завязанными глазами… а далее очередной стакан… Его спрашивают, где находятся его картины. Он вроде как не знает. То ли выбросил, то ли потерял, то ли отдал кому-то. Кому вы могли их отдать? «Да кто их возьмет?» Автор статьи: «Художественный музей Майами был счастлив принять в дар картины. Их общую стоимость оценили в семьдесят миллионов долларов». Раскаты смеха. Отсмеявшись, русский сказал: «Ох, повеселили!» И снова водка… как же он должен был надраться! Магдалена дочитала до конца. О Сергее ничего. Тогда чего он так взъярился? Из-за того, что не пойми кто не оценил подаренные музею картины? Не иначе. Он страшно гордится своей коллекцией, для него это болезненный вопрос, а она вон с трудом заставила себя прочитать статью…

Владимир, как было приказано, ждет ее за дверью. Его лицо ничего не выражает; такой эффективно функционирующий автомат. При виде Магдалены ни один мускул не шевельнулся. А вот ее сразу охватил стыд. Кем она нынче предстанет в глазах окружающих? Ответ очевиден: дешевой шлюхой после ночной веселухи, с выпадающими из платья сиськами… которая до сих пор сочится соком папайи.

К счастью, лифт должен доставить ее прямиком в подземный паркинг. Владимир молча подвел ее к коричневому «Майбаху». Она забирается на просторное заднее сиденье и забивается в уголок, чтобы быть понезаметнее. Все, что она оттуда видела, пока они выползали наверх, а затем выезжали на Коллинз-авеню, это тыльную сторону безволосой шишки, то есть головы телохранителя, крутящего баранку.

:::::: Только не открывай рот.:::::: Как раз тут можно не волноваться. Зато у нее разыгралась паранойя.

:::::: Для этого человека-автомата я дешевка. А вдруг он, вместо того чтобы отвезти домой, решит меня похитить… запрет где-нибудь как заложницу и заставит участвовать в несусветных оргиях?::::::

Теперь она внимательно следит за проносящимся пейзажем в отчаянной надежде увидеть обнадеживающие знаки. Увы, она совсем не знает топонимики севернее Майами-Бич.

В окне промелькнул отель «Фонтенбло»… Ну слава богу! Они едут куда надо. Она снова смотрит водителю в затылок. В голове проносятся мысли о крахе. Как ей теперь жить? Рассчитывала ли она на материальную поддержку со стороны Сергея, как до того – на помощь Нормана? До сих пор она не задумывалась на эту тему.:::::: Я была содержанкой! Ну да! Отвернулась от семьи и Нестора ради телезвезды… Та еще звезда! Позволяет себя использовать каждый раз, когда сутенерам от телевидения нужен эгоист с медицинской степенью, чтобы разоблачить извращенца, сидящего в любом зрителе, и подкинуть очередную горячую новость о всеобщем порнопомешательстве… а остальные психиатры смотрят на него как на человека, помешанного на публичности, как на карьериста, готового на все, лишь бы привлечь внимание к своей персоне… пусть даже ценой профанации собственной профессии. ¡Dios mío! Ну почему я влюбляюсь во всяких придурков?::::::

Она просит Владимира высадить ее за квартал от дома. Ей не хочется, чтобы кто-то ее увидел в таком виде. Какие обстоятельства могли заставить девушку в вечернем платье возвращаться поутру в дешевые (по меркам Майами) апартаменты, да еще в шикарном лимузине с бритоголовым манекеном за рулем? Ответ напрашивается.

Духота и влажность как в парилке. Она прошла всего квартал, а уже вся мокрая. От жалости к себе у нее сами текут слезы, а с ними и тушь… и поделом тебе, шлюшка.

:::::: Господи, только бы Амелии не было дома. Я не могу предстать перед ней в подобном виде!:::::: Амелию не проведешь… особенно в таких делах. Она открывает дверь… подруга стоит напротив, руки в боки. Ей хватает одного взгляда на Магдалену в одолженном ей накануне черном платье, чтобы на губах появилась насмешливая улыбка.

– И где же мы были?

– Ты отлично знаешь, где я… – И без того мокрые глаза Магдалены открылись во всю ширь, нижняя челюсть отвисла… и слезы хлынули ручьями. То и дело у нее перехватывает дыхание. Она понимает, что должна рассказать Амелии все до капли, но страх сильнее.

– Эй, – говорит Амелия. – Ну, что случилось?

Она обнимает подругу за плечи, не подозревая, насколько для нее важен даже такой маленький жест. Будь Магдалена спокойна и невозмутима, и тогда она не сумела бы выразить словами, что́ для нее значило это «я беру тебя под свое крыло».