Последняя инстанция - Патрисия Корнуэлл

Я что же, решила, будто у Бентона со мной одной романчик был? Неужели можно быть такой дурой и верить, что он изменял свой жене, но ни разу не изменил мне? Ха, какая идиотка. Джей встает с постели и направляется к сушильному пистолету. Горбатого могила исправит, говорит он. Так что в Вашингтоне у Бентона с Брэй тоже было, а потом он ее бросил, быстренько так подсуетился, надо отдать ему должное. А такого она спустить не могла — не того поля ягода.

Убийца пытается засунуть мне в рот кляп; я не даюсь, мотаю головой из стороны в сторону. Из носа течет кровь, кляп мешает дышать. Брэй Бентона достала-таки, умняга. Она ведь и поэтому тоже решила переехать в Ричмонд, чтобы еще и мою жизнь с откоса пустить. И правильно, неповадно будет.

— Вот так, парочку раз сунешь куда не надо, а потом до конца жизни расплачивайся.

Джей снова поднимается. Вспотел, лицо бледное.

Отчаянно пытаюсь сделать носом вдох; сердце колотится, бьет, точно автомат, и каждая клеточка тела начинает паниковать. Усилием воли пытаюсь успокоиться. Учащеннбе дыхание не способствует обогащению мозга кислородом. Делаю вдох, и кровь стекает по горлу. Я закашлялась, давлюсь; сердце рванулось в грудной клетке, будто кто-то кулаками пытается вышибить дверь. Барабанит, барабанит, барабанит, комната поплыла, и я не могу пошевелиться.

Ради меня собрались самые обычные люди. Они сидят тихо, почтительно, пожалуй, даже потрясены. Они не могли не слышать, что произошло: последние известия раструбили повсюду. Наверное, надо жить где-нибудь в африканских джунглях, чтобы не знать, что происходило в последние недели, и особенно в округе Джеймс-Сити, где в протухшей дыре, называемой кемпингом, находилось средоточие коррупции и зла.

Казалось, все так тихо в этом Богом забытом местечке, поросшем травой и кустарником. Представляю, сколько здесь останавливалось туристов, в палатках или в самом мотеле, даже не подозревая о происходящей рядом закулисной возне.

Грозные силы скрылись, точно смерч, который унесся в океан и исчез там. Насколько нам известно, Бев Киффин жива. Джей Талли тоже. По иронии судьбы теперь его разыскивают те самые люди, с которыми он когда-то работал. Ищут день и ночь, агенты не смыкают глаз и не жалеют усилий: Интерпол присвоил беглецу красную метку, «особо опасный преступник, задержать с возможностью экстрадиции», как и его подружке Киффин. Предполагают, что злоумышленники покинули Штаты и затаились где-то за границей.

Передо мной стоит Хайме Бергер. Я — на свидетельской скамье, напротив присяжных: трех женщин и пятерых мужчин. Двое белых, пять афроамериканцев и один азиат. Волей случая здесь представлены расы всех жертв Шандонне. Думаю, руку к этому никто не приложил, но так по справедливости, и я рада случившемуся. Дверь зала заседаний опечатана коричневой бумагой, дабы оградить собравшихся от зевак и газетной братии. Нас с судьями и свидетелями провели в здание суда по подземному переходу, так же, как препровождают на суды заключенных. Все пропитано духом секретности, и судьи смотрят на меня точно на привидение. Мое лицо зеленовато-желтое, все в синяках, левая рука снова на перевязи и в гипсе, с запястий еще не сошли ссадины от веревки. Я осталась в живых лишь благодаря счастливому вмешательству провидения: на Люси был бронежилет. Понятия об этом не имела. Оказывается, она так и прилетела за мной, просто я под пуховой курткой его не видела.

Бергер расспрашивает меня о той ночи, когда была убита Диана Брэй. А я будто оказалась в доме, где в каждой комнате играет музыка. Отвечаю на ее вопросы, а сама думаю о другом, в голове витают иные образы, и в потаенных уголках души слышатся совсем посторонние отголоски. Чудом удается сосредоточиться на свидетельских показаниях. Вот упомянули контрольно-кассовую ленту, где указана моя покупка: обрубочный молоток. Затем Бергер зачитывает какой-то отчет из лабораторий, который передали в суд по протоколу, так же как и записи о вскрытии, результаты токсикологического анализа и другие документы. Бергер рассказывает присяжным, что собой представляет обрубочный молоток, и просит меня пояснить, каким образом поверхность инструмента совпала с чудовищными повреждениями на теле Брэй.

Некоторое время заседание идет в таком же ключе. Говорю, а сама гляжу на лица тех, кто здесь собрался судить меня. Присяжные, которые только что сидели с безучастными лицами, заинтригованы, потом поражены, шокированы. Когда я описывала сколы на черепе и практически вывалившееся глазное яблоко, которое болталось в глазнице, одной из присутствующих становится дурно. Здесь Бергер добавляет, что в соответствии с отчетом лаборатории инструмент, обнаруженный в моем доме, имел на себе следы ржавчины. Далее она задает мне вопрос, был ли ржавым молоток, приобретенный мною в магазине скобяных товаров после гибели Брэй. Отвечаю отрицательно.

— Реально ли, чтобы подобная вещь проржавела за каких-то несколько недель? — спрашивает она напрямик. — Как по-вашему, доктор Скарпетта, могло ли молоток проесть от оставшейся на нем крови настолько, что он оказался в таком состоянии, в каком был обнаруженный у вас инструмент? Тот самый, что вы видели в руках Шандонне, когда он напал на вас?

— На мой взгляд, такое маловероятно, — отвечаю я, зная, что в моих интересах ответить именно так. Хотя и не важно: я бы сказала правду, даже не будь это в моих интересах. — Кроме того, полицейские по идее должны убедиться, что молоток сух, прежде чем помещать его в пакет для сбора улик, — добавляю я.

— А сотрудники лаборатории, которые получили обрубочный молоток на исследование, отметили, что он ржавый, верно? Я правильно зачитываю отчет? — Она слегка улыбается. На Бергер сегодня черный костюм в тонкую голубую полоску; разбирая дело, она перемещается по залу мелкими шажками.

— Я не знаю, что говорится в отчете лаборатории, — отвечаю. — Не читала.

— Ну разумеется, не читали. Вас не было на службе около десяти дней. А этот отчет нам сдали позавчера. — Она бросает взгляд на распечатанную на протоколе дату. — Только здесь действительно говорится, что инструмент с кровью Брэй был ржавым. Он выглядел старым, а как я понимаю, продавец скобяных товаров утверждает, что молоток, который вы приобрели у него вечером шестнадцатого декабря — почти через двадцать четыре часа после гибели Брэй, — однозначно таковым не был. Вам продали совершенно новый инструмент. Правильно?

И опять же я не знаю, что утверждал продавец в магазине, и напоминаю об этом Бергер. Присяжные ловят каждое слово, каждый жест. Я вообще не участвую в даче свидетельских показаний. Бергер попросту задает мне вопросы, на которые я ответить не способна, дабы она сама рассказала присяжным то, что считает нужным. На любом заседании специальной комиссии есть одна замечательная и в то же время опасная вещь: здесь не присутствует ни судья, ни адвокат; вопросам Бергер возражать некому. Она может спрашивать меня о чем угодно, активно пользуясь своим правом, потому что теперь тот самый редкий случай, когда прокурор пытается доказать невиновность обвиняемого.

Бергер интересуется, в какое время я вернулась из Парижа и направилась по магазинам. Прокурор упоминает, что в тот вечер я зашла в больницу навестить Джо, не забыла она и о последующем телефонном разговоре с Люси.