Уинстон Черчилль. Власть воображения - Франсуа Керсоди

Все это не мешало ему резко критиковать в палате общин грубые ошибки правительства, включая отказ от плана Шумана по созданию Европейского объединения угля и стали (ЕОУС), медленные темпы вооружения, бездеятельность в части жилищного строительства, просчеты при девальвации, глупость распределительной системы, вопиющую ситуацию с продовольственным обеспечением, безумие национализации и преступность поставки стратегического сырья Китаю в тот момент, как британские войска столкнулись с китайскими «добровольцами» в Корее.

Помимо политики Черчилль увлеченно занимается живописью, ходит на бега, чтобы поболеть за своих лошадок, с законной гордостью осматривает свои обширные владения в Чартвелле, с трудом заканчивает пятый (предпоследний) том военных мемуаров, ездит по городам и странам, перебираясь из Парижа в Осло, из Гааги в Копенгаген и из Нью-Йорка в Вашингтон, где его награждают званиями почетного гражданина, вручают ордена и присуждают ученые степени, чем немало льстят большому «скромнику», который до сих пор не расстался с преклонением перед медалями и всегда сожалел, что ему не довелось поучиться в университетах. Став доктором различных наук и колледжей, Черчилль, увешанный наградами, возвращается в Англию, где занимается делами своей партии, ухаживает за животными, открывает памятники и принимает иностранных гостей, периодически отправляясь отдохнуть в Лозанну, Венецию, в Марракеш или на Мадейру. Летом 1951 г. опросы общественного мнения были благоприятны для консерваторов, и никто не сомневался, что, как только Эттли решится провести выборы, пробьет час триумфального возвращения Уинстона Черчилля.

Однако едва не пробил его последний час: 23 августа 1951 г., подъезжая к Венеции, он высунулся из окна поезда, чтобы получше рассмотреть город, не посмотрев направо и не заметив, как со всей скоростью приближается к бетонному столбу. Гибель была бы неизбежной, но Скотленд-Ярд своим агентам даром деньги не платит, и в самый последний момент неосторожный пассажир был с силой отдернут назад. «Ну вот! – воскликнул он, вставая, – Антони Иден только что упустил шанс унаследовать новые функции…»

Месяцем позже Клемент Эттли, правительство которого находилось при последнем издыхании, объявил, что всеобщие выборы состоятся 25 октября. Венеция сразу утратила все свое очарование, мольберт и мемуары были тотчас заброшены – и художник вернулся в Лондон политиком в отличной форме; в течение последующих пяти недель этот молодой человек семидесяти семи лет будет выступать на Би-би-си, давать интервью прессе, вносить последние поправки в предвыборную программу партии и колесить по стране с зажигательными речами, выступая в своем округе Вудфорд, в Хаддерсфилде, в Ньюкасле, Глазго или Плимуте, где баллотировался его сын Рэндолф. Его речи были полны лирических отступлений и юмора, изобиловали анекдотами, метафорами и аллегориями с большой долей преувеличения, позволявшей донести до самых несообразительных лейтмотив: лейбористы в ответе за все, от промедлений с разработкой атомной бомбы до жилищного кризиса и от нехватки продуктов питания до «заката и падения Британской империи». Если изберут консерваторов, они будут строить по триста тысяч квартир в год, создадут стабильное правительство, обеспечат процветание и вернут Великобритании международное положение, которого она достойна!

25 октября триумфа не вышло: за консерваторов по-прежнему было подано меньше голосов, чем за их противников, но соотношение мест оказалось в их пользу: триста двадцать одно против двухсот девяноста пяти у лейбористов. Рэндолф потерпел очередное поражение, но отец был избран с большим перевесом голосов, а главное, он наконец взял реванш: вечером 26 октября 1951 г. в дворцовом коммюнике объявлялось, что почтенный Клемент Эттли подал королю прошение об отставке и что Его Величество попросил не менее почтенного Уинстона Черчилля сформировать новое правительство.

Вечное возвращение! После настоящего экономического Намсоса и финансового Ондалснеса, монетарного Седана, промышленного Арраса, социального Кале, торгового Гравелина на горизонтах Англии уже замаячили пляжи Дюнкерка, и от этого старый борец помолодел на одиннадцать лет! Трубить общий сбор! Поднятый среди ночи по тревоге, верный Исмей прибыл на Гайд-парк-Гейт, где его ждало назначение министром по связям с Содружеством: «Я полагал, что холодная вода не помогла и что я еще сплю, но Черчилль развеял все мои сомнения и провел меня в столовую, где я встретил Идена, лорда Солсбери, сэра Нормана Брука и отряд секретарей, усердно трудившихся над различными проектами. Казалось, годы были стерты, и мы снова оказались в добрых старых временах». У Гарольда МакМиллана, ставшего министром по делам жилищного строительства и местного самоуправления, сложилось такое же впечатление: «Было забавно окунуться в прошлое, которое неизбежно напомнило Черчилля времен войны. Дети, друзья, министры, личные секретари, машинистки – все были очень заняты, но рады вернуться на первый план».

Действительно, чтобы возродить прошлое, Черчилль, всегда испытывавший аллергию на «новые головы», призвал под знамена своих старых соратников: помимо Исмея и МакМиллана, здесь были Литтлтон, министр колоний, Черуэлл, министр финансов, лорд Вултон, министр сельского хозяйства, лорд Лезерс, министр транспорта, Антони Хед, военный министр, Ричард Батлер, министр финансов и Антони Иден, министр иностранных дел; Джон Колвилл вернулся на службу в качестве личного секретаря премьер-министра, Норман Брук – секретарем кабинета и Ян Джекоб – как первый помощник министра обороны, которым на этот раз снова будет сам Черчилль в ожидании, что на эту должность вернется маршал Александер, его любимый полководец. А зачем менять команду? Если нельзя было вернуть бывшего министра внутренних дел Джона Андерсона и верного ученика Брендана Брэкена, то только потому, что первый нашел себе занятие получше, а второй был очень болен; зато зять Дункан Сэндис стал министром снабжения, а другой зять, Кристофер Сомс, – секретарем парламента. Уинстон мобилизовал и всех мелких служащих героической эпохи от статистиков до машинисток.

Чтобы стереть годы правления лейбористов и начать на внутреннем фронте новую битву за Англию, новый премьер-министр, естественно, пожелал уничтожить все плоды социалистов, начиная с национализаций. Но в отличие от Уинстона Черчилля и Х. Дж. Уэллса, министры Его Величества посчитали неосторожным форсировать время и предпочли провести постепенную денационализацию, не трогать по возможности социальные реформы, критиковать только самые слабые стороны лейбористского правления: догматизм, волюнтаризм, бюрократию, попустительство при расходовании бюджета и непоследовательность налоговой политики. Таким образом, они собирались поэтапно отменить государственный контроль и регулирование снабжения, удвоить налог на добавленную стоимость, сократить субсидии на продукты питания, отказаться от бесплатного медицинского обслуживания, ограничить все министерские расходы, ускорить строительство жилья, динамизировать внешнюю торговлю, постараться восстановить баланс платежей.

В эти области Черчилль вторгался крайне редко: налоговая политика его угнетала, промышленная – выводила из себя, социальная – не интересовала с 1911 г., а экономическая стала еще более сложной, чем в 1925 г., когда он был министром финансов (какую бездну наслаждения эта должность ему доставляла, мы уже знаем). Так что он удовольствовался только несколькими демаршами, такими как объявление на первом же заседании кабинета о сокращении жалованья министров на 20 % и своего собственного – на треть; в остальном он поддерживал в палате общин экономическую и социальную политику своих министров со всей силой своего великолепного красноречия: «То, что нужно нации, это многие годы стабильного и спокойного правления; то, что нужно палате, это период толерантных и конструктивных дебатов по актуальным проблемам без того, чтобы каждая речь, независимо от того, с какой бы стороны она ни исходила, оказывалась извращенной предвыборными страстями».