Герои - Джо Аберкромби

– Так ведь там внизу Девять Смертей! – выкрикнул кто-то с лицом бледным как полотно, глазами широкими, как дырки в сральне, а сам съежившийся, как мямля.

Имя Девятипалого вызвало взволнованный рокот, прокатившийся по всем, кто дожидался за рвом.

– Девять Смертей! Девять Смертей? Девять Смертей. Де…

– Да драл я ваших Девять Смертей! – рявкнул Ириг.

– Эйе, – прошипел Жига. – Др-рать его. В самую дырку!

– Да ты его хоть видал?

– Ну… Видать не видал, в смысле я сам нет, но…

– Если он только не сдох, а он всяко сдох, и в нем есть кость, а ее в нем нет, то пусть он влезает сюда, – Ириг подался к мямле и щекотнул его под подбородком острым выступом на конце топора, – и поимеет дело со мной.

– Эйе! – Жига возликовал так, что вздулись жилы на лбу. – Пускай, если не трусит, поднимется сюда и поимеет дело… да, с ним! С Иригом! Точно! Да Железноголовый всех вас, сволочей, за бегство перевешает! Как повесил Приседуху и выпустил ему кишки за измену, точно так же поступит и с вами, язви вас всех! Обязательно это сделает, а уж мы…

– Заткнись, ты мне мешаешь, – оборвал его Ириг.

– Извини, воитель.

– Хотите имен? Вон там, на Детках, у нас Кейрм Железноголовый. А за спиной у него, на Героях, Щелкун Жужело, и Хлад, и сам, черт возьми, Черный Доу, если на то пошло…

– Хорошо им там, наверху, – промямлил кто-то.

– Кто это сказал?! – провизжал Жига. – Нет, кто, драть его с перцем, сказал…

– Так вот.

Ириг поднял топор и взялся им покачивать, поскольку не раз убеждался, что покачивание топора добавляет остроты подчас даже самым тупым доводам.

– Если кто-то нынче будет стоять насмерть и делать что положено, то ему всегда найдется место у огня и в песне. Тот же, кто отступит, – Ириг плюнул на скорчившегося труса у себя в ногах, – то я даже не буду отвлекать для суда над ним Железноголового, а сам, лично, предам мразь этому вот топору. И дело с концом.

– С концом! – тявкнул Жига.

– Воитель, – кто-то потянул Ирига за рукав.

– Ты не видишь, что я… – прорычал, оборачиваясь, Ириг и застыл. – От черт.

– Хрен бы с ним, с Девятью Смертями. Союз вон прет.

– Господин полковник, вам бы следовало спешиться.

Винклер ответил улыбкой. Даже она далась непросто.

– Решительно не могу.

– В самом деле, господин полковник, сейчас не время для героизма.

– Тогда, – Винклер глянул на густые шеренги людей, выходящие из-под плодовых деревьев, – когда же, по-вашему, время?

– Господин…

– Моя чертова нога просто не справится.

Винклер поморщился, коснувшись бедра. Ощущать на нем руку, и то было мучением.

– Болит, господин?

– Да, сержант. Не то слово.

Винклер не был хирургом, однако за двадцать лет службы хорошо усвоил, что значит вонь повязок и буро-лиловая сыпь вокруг раны. Честно сказать, он был удивлен, что вообще проснулся этим утром.

– Быть может, вам следует ретироваться и показаться хирургу…

– У меня ощущение, что у хирургов сегодня и без меня будет дел по горло. Так что нет, сержант, спасибо, но я уж как-нибудь.

Винклер повернул лошадь, опасаясь, как бы тревога подчиненного не поколебала в нем отвагу. Храбрость нынче была ему нужна целиком, в полном объеме.

– Солдаты его величества Тринадцатого полка!

Мечом он указал в сторону разбросанных по вершине холма камней.

– Вперед!

И здоровой пяткой погнал коня на склон.

Судя по всему, он был во всей дивизии единственным верховым. Остальные офицеры, в их числе и генерал Челенгорм с полковником Горстом, оставили коней на огородах и дальше двигались пешим ходом. Только конченый глупец мог выбрать езду верхом для подъема на такую крутизну. Или глупец, или герой какой-нибудь выдуманной повести, или же заведомый мертвец.

Рана у него была не такая уж и большая. Не сравнить с той, какую он в славные былые годы получил при Ульриохе. Тогда еще сам лорд-маршал Варуз навестил его в госпитальной палатке и с выражением глубокой обеспокоенности возложил на него потную руку, сказав при этом что-то насчет храбрости. Эх, вот бы еще вспомнить те слова. Но, ко всеобщему удивлению, и прежде всего к удивлению собственному, Винклер остался жив. Быть может, поэтому он поначалу и не придал значения небольшому порезу на бедре. А вот теперь, по всей видимости, этот порез его и доконает.

– Как обманчива, черт возьми, внешность, – цедил он сквозь зубы.

Оставалось только улыбаться через муку. На то он и солдат. Все необходимые письма он уже отписал, что немаловажно. А то жена переживает, что он канет без вести и не попрощается.

Опять зарядил дождь, капли секли по лицу. Конские копыта скользили по траве; лошадь то и дело с коротким ржанием взбрыкивала, в ноге вспыхивала жуткая боль. Вот впереди взметнулось облако стрел – целая туча – и, описав изящную дугу, устремилось из вышины вниз.

– Вот ведь черт.

Винклер прищурился и ссутулил плечи, как человек, что с крыльца нежданно попадает под град. Стрелы бесшумно втыкались в землю вокруг да около, со звоном и стуком отлетали от доспехов и щитов. А вот и крики – один, еще несколько; значит, есть и попадания. Что, сидеть тут и кланяться стрелам? Ну уж дудки.

– Йя!

Винклер пришпорил лошадь и, превозмогая боль, пустился вверх по склону в большом отрыве от своих людей. Остановился он примерно в двадцати шагах от земляного укрепления неприятеля. Оттуда хищно смотрели вниз лучники; отчетливо выделялись на фоне мрачнеющего неба черные луки. Дождевая морось постукивала Винклеру по шлему, по кирасе. К лучникам он был до ужаса близко. До нелепости легкая мишень. Мимо просвистели торопливо пущенные стрелы. С огромным усилием он повернулся в седле и, улыбнувшись наперекор боли, с поднятым мечом привстал в стременах.

– Солдаты Тринадцатого! А ну шире шаг! Мы что, на променад вышли?

Под стеганувшими первую шеренгу стрелами несколько солдат упало, но остальные разразились бравым ревом и сорвались на бег, что свидетельствовало о недюжинном запасе духа после проделанного марша.

Винклер уловил в гудящей болью ноге странное ощущение, посмотрел вниз и удивленно заметил торчащую из омертвелого бедра стрелу. Заметил и невольно расхохотался.

– Это мое наименее уязвимое место, олухи! – крикнул он северянам.

Солдаты, которые были первыми в рывке, успели поравняться с полковником и с воплями взбегали дальше на холм.

В конскую шею глубоко вонзилась стрела. Лошадь вскинулась на дыбы; Винклер удерживался в седле лишь за счет натянутых поводьев – занятие бесполезное, поскольку, прогарцевав, лошадь качнулась и грузно пала. Удар вышел неимоверной силы. Превозмогая головокружение, полковник попытался оглядеться и понял, что придавлен лошадью. Хуже того, при падении он, судя по всему, зашиб солдата, копье которого проткнуло ему бедро. Да, вот оно, окровавленное острие, торчит как раз под латной юбкой. Надо же. Какие места ни прикрывай, самое нужное всегда остается незащищенным.