Ассасины - Томас Гиффорд

— Но ведь и я тоже католик, — заметил он.

— Я ни на минуту не забывал об этом, Арти.

— А вы, однако, наглец.

— Просто я хорошо знаю католиков. Сам когда-то был католиком...

— И до сих пор им остались, мой дорогой. В глубине души вы из нашего стада. Хоть и отказываетесь это признавать. Один из нас. Всегда им были и будете. — Он похлопал меня по руке. — Просто налицо небольшой кризис веры. Но и это пройдет, не волнуйтесь.

— Вот уже двадцать пять лет, как кризис веры, — насмешливо фыркнул я.

Отец Данн расхохотался, а потом начал чихать. Снова потянулся за носовым платком.

— Не вижу повода для волнений. Все образуется. Вот увидите. А теперь, прежде чем начну рассказывать свою историю... Вы вроде бы упомянули Борджиа?

Я объяснил, что о конкордате Борджиа рассказал мне брат Лео, что документ этот является историей ассасинов. Что там все указано, имена, места, и кровавый этот след тянется за Церковью вот уже несколько столетий.

Я закончил, и он кивнул.

— На мой вкус отдает фальшью. Возможно, просто подделка, и не слишком ранняя, века девятнадцатого, с целью шантажировать кого-то или заставить совершить нечто ужасное. — Мы почти доехали до аэропорта, дождь перестал, в небе, совсем низко, казалось, прямо над нашими головами, проносились реактивные самолеты. — Хотя... это совпадает с кое-какими известными мне фактами.

— Так вы знали о конкордате?

— Читал, все в тех же мемуарах Д'Амбрицци. Ну, по крайней мере в документе, который он предпочитает называть «заветом». Слишком уж возвышенное название, как вам кажется?

— Что он собой представляет?

— То, что писал Д'Амбрицци в кабинете вашего отца, а вы с Вэл мечтали выманить его оттуда и поиграть. — Он указал на дверь в салон проката автомобилей, куда нам предстояло сдать машину. — Сядем на самолет до Парижа, пропустим пару стаканчиков, и я расскажу поподробнее.

— И откуда вы о нем узнали?

— Терпение, Бен, терпение, друг мой. — Он усмехнулся. — Я его прочел.

— Вы... его прочли?... — Я сидел и, растерянно моргая, не сводил с него изумленного взгляда.

Да, иметь дело с этим Арти Данном было непросто.

* * *

Летом и осенью 1945-го Д'Амбрицци запирался в кабинете, а мы с Вэл бегали вокруг дома, заглядывали в окно, строили рожи, словом, всячески старались выманить его наружу поиграть. Но у Д'Амбрицци были веские причины не поддаваться соблазну. Он предпринял попытку заглянуть в собственную душу. Возможно, просто хотел облегчить совесть, написав о вещах, которых лучше было не знать и которые он никак не мог забыть. Но каковы бы ни были причины, подвигшие его на создание этого труда, он чувствовал, что обязан перенести на бумагу события, свидетелем которых ему довелось стать в Париже во время войны. В ту пору он увяз в политических интригах, метался между Церковью, нацистами и движением Сопротивления, стараясь угодить всем и сразу, поддержать хрупкое равновесие, и прекрасно понимал, что это невозможно. Но выбора не было, и выхода из этой ситуации, казалось, тоже. Он был прикреплен к штату епископа Торричелли, видел все, что происходит, и часто терялся, не зная, как правильно поступить. И вот он описал все эти события в доме своего американского друга — а кстати, что он вообще делал в Принстоне и в каких отношениях состоял со своим другом и спасителем Хью Дрискилом? — а затем исчез. Однажды утром мы с Вэл проснулись и увидели, что его просто нет, и куда он исчез — непонятно. Мы терялись в догадках. Зато теперь я узнал, что он успел передать свои записи на хранение старому падре из церкви в Нью-Пруденсе, где они пролежали забытые и позаброшенные целых сорок лет. Очевидно, ему стоило немалых усилий написать все это, потом спрятать, а потом он напрочь позабыл обо всем. Какой смысл? Нет, лично я не видел в этом смысла. Да и что толку? Я открывал все новые факты и подробности. Но они так и не давали мне никаких ответов. А теперь еще вот это, история Д'Амбрицци и его написанного в одиночестве «завета». Но это только порождало новые вопросы.

* * *

Монсеньер Д'Амбрицци еще только начал продвигаться по службе в Ватикане, когда Папа Пий отправил его в Париж, к епископу Торричелли, чья задача сводилась к обеспечению связей французской католической Церкви с Римом. Приход немецких оккупантов ставил новые, более сложные задачи. И дипломатические способности Д'Амбрицци подверглись суровому испытанию: необходимо было поддерживать разумный мир между силами Торричелли в Париже и нацисткой администрацией. Он трудился усердно, не покладая рук, а затем, в один прекрасный день, все еще более осложнилось.

Из Рима прибыл священник с заданием от самого Папы. Он был приставлен помощником к епископу Торричелли, но на деле его миссия являла собой тайну, самую страшную и темную из всех, с которыми только доводилось сталкиваться Д'Амбрицци. И узнал он о ней лишь потому, что Торричелли, совершенно растерянный и даже испуганный, решил поделиться с молодым помощником кое-какими соображениями и страхами.

Новый священник, которого Д'Амбрицци в своих мемуарах предпочитал называть Саймоном, привез из Ватикана документ, подтверждающий его полномочия. В сопроводительном письме говорилось, что данный документ является секретной исторической справкой или списком церковных ассасинов, особо доверенных убийц, которых на протяжении веков, еще до наступления Ренессанса, использовали в своих целях папы. Документ этот был известен под названием «конкордат», когда один из знатнейших итальянских домов выдвинул своего Папу и закрепил с ним взаимоотношения кровью, которую пролили наемные убийцы, как в стенах Церкви, так и вне ее... Конкордат Борджиа. На деле то была своего рода лицензия на убийство, выданная тем, кто убивал по папскому приказу во имя и на благо Церкви. В ней были перечислены множество имен прежних ассасинов, названия монастырей, где они находили убежище в тяжелые времена (в критические времена они зачастую играли роль подстрекателей). Последние записи относились к 1920 — 1930 годам, когда Церковь вовсю заигрывала с Муссолини и служила местом сборищ итальянских фашистов, причем не рядовых членов партии, а разведывательных структур, занимающихся шпионажем по всему миру.

Сопроводительное письмо было скреплено папской печатью и являлось инструкцией Торричелли, которого Рим обязывал реформировать эту структуру под названием «ассасины» и использовать ее для поддержания хороших отношений как с нацистами, так и с движением Сопротивления. Наемные убийцы должны были также служить полезным инструментом в преумножении церковных богатств заставлять немцев делиться награбленным, различными ценностями, произведениями изобразительного искусства, в особенности дорогими полотнами, золотой утварью и так далее. В знак благодарности Церковь обещала оккупантам полную свою лояльность.

Д'Амбрицци писал, как нервничал тогда Торричелли, наблюдая за действиями Саймона, который усердно выполнял миссию за них обоих. Он наблюдал за тем, как Саймон вербовал ассасинов, как он вскоре изменил отношение к своему заданию, возненавидел все то, за что боролись нацисты, возненавидел их самих и все их действия. Д'Амбрицци стал свидетелем тому, как у Саймона зародилось недовольство Папой Пием за его симпатии к фашистам, нескрываемую враждебность к евреям и другим жертвам нацизма, его отказ выступить с моральным осуждением навязанной миру сатанинской тирании. И вот неизбежно Саймон взял контроль над ассасинами в свои руки, а затем отсек все связи между наемными убийцами и Торричелли. Тот с облегчением устранился. И вот после этого Саймон начал отсекать связи между ассасинами и самим Папой Пием, а потом и между ассасинами и Церковью во всех их формах. Состоявшие в рядах наемных убийц священники, монахи и миряне, убежденные, что действуют исключительно во благо Церкви, постепенно превратились в личную маленькую армию Саймона, которой он мог распоряжаться по своему усмотрению.