Высокое стремление: судьба Николая Скрыпника - Валерий Солдатенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пожалуй, тонкий аналитик, не раз в своих художественных творениях переживавший самые различные душевные состояния героев, не только понял логику поступка Скрыпника, но и принимал, оправдывал ее, высказывал убеждение: «…Эта смерть, как демонстрация, как лозунг, как завещание, как целая программа, не останется не прочувствованной украинцами (даже из ВКП(б) или КП(б)У), и здесь не может быть двух мнений. Украинцы не объяснят эту смерть малодушием, за это можно поручиться. Конечно, каждое общественное течение будет на свое колесо тянуть всю энергию этого подвига, но, надо полагать, Скрыпник не оставил эту смерть без придания надлежащего и желаемого ему направления этой энергии. Не для того он избрал такой тяжкий и трагический способ доказательства своей правоты, чтобы его социальные противники могли ее исказить на пользу себе. Но об этом, пожалуй, я все же когда-нибудь узнаю. А пока что… могу сказать Скрыпнику: “Честь и слава тебе, друг, за честность с собой, за твердость, за последовательность?”»[677].
Особого внимания здесь заслуживают употребленные талантливейшим писателем слова «честность с собой», которые были жизненным императивом самого В. К. Винниченко. Распространив его применимость, да еще в форме восторга, на Николая Алексеевича, один выдающийся украинец отдал должное другому выдающемуся украинцу.
В то же время самоубийство Н. А. Скрыпника стало для В. К. Винниченко, так сказать, «знаковым событием», переломным рубежом, после которого начинают реализоваться качественно новые тенденции в общественной жизни Украины.
Глубокий мыслитель, политик и художник много и больно анализировал все процессы, происходившие в Украине после смерти Н. А. Скрыпника. 15 сентября 1933 г. он направил в Политбюро ЦК КП(б)У («копия – Политбюро ЦК ВКП(б) – т. Сталину») достаточно пространное письмо. Его лейтмотив – в Украине осуществляется антиукраинская политика. Основная аргументация сводится к тому, что на его, Винниченко, многочисленные просьбы разрешить вернуться в Украину и в любом качестве, на любом посту участвовать в социалистическом строительстве, в приближении общества к коммунистической цели – он неизменно получал отказы, в том числе через сфабрикованные в эмиграции фальшивые документы, или наталкивался на молчаливое пренебрежение к его обращениям. Единственной причиной такого отношения писатель-патриот считал, что он – украинец по происхождению, по самосознанию, по мировоззрению, и это, очевидно, входило в существенное противоречие с курсом той национальной политики, которую проводили коммунисты (Москвы и Харькова) в Украине. Считая и себя коммунистом по убеждениям и смыслу жизни, В. К. Винниченко полагал, что русские большевики по многим причинам не могут преодолеть в себе великодержавных инстинктов и предпочтений, что и является единственным моментом, который вызвал его расхождения с Советской властью, вынуждая занять оппозиционную платформу. Думая, что в последнее время произошел отход от такой неверной политики, и связывая это с деятельностью И. В. Сталина, в «туманные обещания» которого он верил с 1920 г., Винниченко подчеркивал, что последний пункт расхождений с позициями ВКП(б) и КП(б)У изжит, а потому его зачисление советской официальной пропагандой в разряд врагов вместе с контрреволюционерами и интервенционистами квалифицировал глубоко ошибочным.
Наконец, писал В. К. Винниченко, ему запрещается приносить пользу делу коммунизма публикацией его литературных произведений, особенно последней книги «Счастье», в которой с философских позиций раскрывается коммунистическая идеология и политика. Писатель напоминал, что выслал рукопись на имя тогдашнего наркома просвещения УССР Н. А. Скрыпника с готовностью внести в нее правки после компетентной апробации. Однако Скрыпник «в ответ на мои многочисленные письма через много месяцев высылки ему книги и молчания ответил мне, что он лично считает эту книгу очень интересной, полезной и что он надеется известить меня о ее печатании, однако с тех пор прошло уже два года и я больше никакого ответа ни от Скрыпника, ни от кого другого на целый ряд своих писем не получил. Очевидно, это та же самая пренебрежительная форма отказа – молчание, как и на просьбу о возвращении»[678].
Винниченко считал ситуацию не только алогичной, а просто абсурдной, парадоксальной, поскольку его зарубежные друзья – французские коммунисты были убеждены, что подобная «книга новой жизни и нового человека» «настолько революционна», что, кроме СССР, в Европе для нее нигде не найдется издателя. Трудно было объяснить, что к изданию ее не допустит новое «революционное правительство, строящее новую жизнь и воспитывающее нового человека»[679].
Отталкиваясь от личного, конкретного, казалось бы, частного вопроса, В. К. Винниченко в конце письма выходит на рассуждения и обобщения, которые очень интересны по поводу выяснения того, что происходило в начале 30-х годов в Украине, и как в эти процессы, катаклизмы вписываются деятельность и самоубийство Н. А. Скрыпника.
«…Не законно ли задать вопрос, – спрашивает украинский литератор, – отвечает ли этот факт (то, как его как украинца приносят в жертву русскому национализму. – В. С.) тому утверждению, что на Украине наступило это время – курс националистической, почти шовинистической украинской (тут и далее подчеркивание В. К. Винниченко. – В. С.) политики?»[680] Естественно, давая отрицательный ответ на практически риторический вопрос, выдающийся политик-эмигрант, опытный аналитик дополняет предыдущий вопрос следующим: «Если меня приносят в жертву русскому национализму, если мои силы отталкиваются от работы для социализма только потому, что они – украинские, если для того, чтобы оттолкнуть меня, сознательно идут на причинение вреда социализму, то нет ли этой же самой политики по отношению и к другим украинским силам и то только потому, что они украинские? Нет ли и в других отношениях жертв русскому национализму в ущерб социализму?»[681]
Ответ В. К. Винниченко, тонкой, эмоциональной натуры, глубокого психолога, кажется, попадает в самый центр мишени и не оставляет места ни для каких возражений: «Я не знаю всех условий и причин смерти таких выдающихся ценных людей на Украине, как Хвылевой и Скрыпник, но мне, как всем, понятно, что произошла она на почве конфликтов в национальных отношениях. И если даже допустить, что только они сами виноваты во всем (как это некоторые пытаются представить), то и тогда возникает вопрос: как же это так странно разрешен национальный вопрос, что такие люди лишают себя жизни из-за него? И какой же силы и безысходности должны быть эти конфликты, если такой, во всех других отношениях испробованный, верный, честный партийный товарищ, как Скрыпник, не мог найти у своих старых партийных друзей ни мирного решения вопросов, ни утешения, ни поддержки, ни снисхождения, ничего иного, видно, как враждебности, которая столкнула его в смерть»[682].