Любовь против (не)любви - Салма Кальк

это необходимость. Для мага необходимость, а для принцессы — лишние хлопоты. А в ответ на слова о том, что она якобы так и не сможет до конца сжиться со своей силой, и получить дополнительную от мужчин тоже не сможет — только глазами сверкнула и ответила — значит, так тому и быть. Мужчины придают слишком много значения плотским связям, думают, что женщинам больше и не нужно ничего, а это не так. Пусть уходят от неё ни с чем. Или остаются друзьями и союзниками.

Бесс не стала ни женой, ни матерью, но — ей удалось сделаться годным хранителем для своего королевства. И она не знала, что там Кай говорил про силу — ей хватало сил. Магически подпитанное тело оказалось крепче и здоровее обычного. Нет, у неё, как и у всех людей, болели зубы или голова, или живот от неминуемых женских недомоганий, но — она держалась крепче сверстниц, да и много ли их осталось, тех сверстниц?

Зато — страна богатеет и процветает. Дрянная погода и неурожаи случаются, но — не влекут за собой повсеместного голода, как это бывало раньше. Подданные сыты и веселы, и меньше думают обо всяких глупостях. Бесс вспоминала отца, короля Генриха — каким подозрительным он был, как искал следы недовольства и заговоров в лицах придворных, как ловил интонации голосов и выражения лиц… Ей не было в том нужды. Ещё в детстве она видела и ощущала намерения, а позже и мысли — а к старости ей просто не было в том равных. Поэтому у возможных заговорщиков не оставалось ни единого шанса.

Более того, пробудилось звериное чутьё. Давным-давно господин Кай говорил — у вашего высочества лисья тень, лисий нюх, лисьи уши и лисье сердце. На что она только смеялась — всё, кроме лисьего облика и лисьей шкуры. Но достойный маг отвечал — вам и не нужно, вы и так справитесь.

И вот — замиренные гордецы и наглецы, богачи и бедняки, католики и протестанты. У каждого своё дело и своё место. А кому мало — так милости просим на моря и за моря. Испытать удачу и принести пользу королевству. За одним океаном, на дальнем Западе — Другой Свет, и там колонии, и жадные арагонцы возят своё золото, которое не могут даже толком устеречь. За другим океаном — восточные колонии, там пряности и драгоценности. Корабли прибывают и отбывают, привозят и ещё раз привозят, а разбитая Арагония может только завистливо смотреть. И Франкия тоже приглядывается — с уважением, а не как при покойной королеве Екатерине, которая считала себя пупом земли, да только так и не смогла сохранить династию.

Правда, самой Бесс некому оставить трон, но… есть дети и внуки кузин. И если их правильно пристроить, то — вроде бы и та же самая кровь. А голову свою и магические способности свои всё равно никому не оставишь. Будут сами справляться — если не совсем глупцы, а вроде бы — не совсем.

Одна внучка кузины у скоттов, замужем за их скоттским Джеймсом. Ещё одну сватают франкийцы — для одного из сыновей своего короля, не самого старшего, но кто ж знает, как сложится, и кто останется старшим. Хорошо, что девы красивы. Жаль, что ни одна из них не маг. Жаль, что нет мага, которому можно было бы оставить всё…

Впрочем, пока ещё оставлять нельзя, потому что идеальную картину портили шероховатые штрихи. Как фальшивая нота во время торжественного песнопения — когда все поют верно и одеты красиво, но кто-то один ошибается — и вся эта красота сразу же теряет свой вид и уже не поражает так, как могла бы.

Немирье на северной границе с одного боку было вечным и освящённым традицией. Как же, ведь у тамошних жителей в крови — пограбить ближнего своего, а если своего нехорошо — так соседа. Но когда в такие дела вмешиваются владетельные лорды, и вместо того, чтобы придержать и занять своих людей, сами раздувают огонь вековой вражды — такое только корчевать, увы, и корчевать без всякой жалости.

Бесс было уже не важно, с чего такого повздорили младшие Торнхилл и Морни. Ричард Морни, конечно, в целом симпатичнее Саймона Торнхилла — покойного Саймона Торнхилла, и не только лицом, а ещё и потому, что содержит выделенные ему отцом владения в порядке — собирает подати в срок, строит хорошие дороги и беспощадно истребляет разбойников. Так и говорит — работы много, кто хочет жить честным трудом — милости прошу, все получат кусок хлеба и крышу над головой. А кто не хочет — так туда ему и дорога, то есть — на виселицу, кто не понял. А Саймон Торнхилл был обычным придворным бездельником вроде самого младшего Морни, Рональда. Даже собственный отец не мог с уверенностью сказать, что от сына есть толк хоть в чём-то, кроме крови и внешности — изящен и манерен, ему бы не на север, а в дальние края на юг, там, говорят, такие в цене. Но, впрочем, как воспитывать сыновей — дело отцов, отцы же пусть за их проступки в таком случае и отвечают.

Саймон Торнхилл зря исподтишка напал на Морни прямо на столичной улице, да и не просто послал людей, а сам, лично — по мнению Бесс, ни одна женщина в мире не стоила того, чтобы опускаться из-за неё до уличного разбоя. И ладно, проиграться может любой, но зачем после всего оказываться в долгах у арагонского посланника? И отец его зря связался с гниловатым мелким графом с той стороны границы — вот зачем это ему понадобилось? Лучше бы собственного сына поприжал да к делу какому-никакому приставил, честно слово!

Грегори Телфорд сам явился в столицу с повинной головой, и ещё взял с собой среднего сына, которому, кажется, достался весь ум, отпущенный на нынешних Телфордов-младших, и всё умение говорить красиво, и способность принимать верные решения. Отец и сын были честны — не удержались, ваше величество, и посему готовы понести от вас такое наказание, какое вы назначите. Это было опасно, потому что Бесс, с одной стороны, даже несколько радовалась тому, что приструнили дураков и смутьянов, но с другой стороны ей претили те методы, которыми Телфорды решили вопрос. Да ещё старший сын Грегори исхитрился наложить лапу на имущество покойных — через брак с единственной наследницей. И оба склонили головы и повинились — мол, да, хватили лишку, но очень уж тяжко