Московское метро. От первых планов до великой стройки сталинизма (1897-1935) - Дитмар Нойтатц

В связи с истечением срока коллективного договора в феврале 1934 г. на всех объектах Метростроя было проверено его выполнение. Для заключения нового договора собрали предложения рабочих и служащих. При каждом профкоме с этой целью была образована чрезвычайная контрольная комиссия, в состав которой вошли председатели профкома и бюро инженерно-технической секции (ИТС), представители администрации и лучшие ударники. По каждому разделу коллективного договора были дополнительно созданы «бригады самопроверки». О результатах проверки источники, впрочем, сведений не содержат.

В июне 1934 г. Московский комитет партии освободил Граната от обязанностей председателя постройкома Метростроя и назначил на этот пост бывшего заместителя парткома Осипова. Он оставался на этой должности вплоть до завершения строительства первой очереди метро. Гранат же стал его заместителем.

В течение 1934 г. профсоюзная организация существенно расширилась. Причиной тому были как более высокая доля членов профсоюза среди метростроевцев по сравнению с партией и комсомолом, так и более разветвленная организационная сеть. 60 профоргов на одной дистанции или шахте не были чем-то удивительным. Впрочем, даже председатели профкомов шахт и дистанций не всегда четко представляли, что входит в их задачи. Партия должна была постоянно вмешиваться и отстранять от должности неспособных или пассивных лидеров профсоюза. Еще в октябре 1934 г. председатель профкома 4-й дистанции не мог сказать, сколько членов профсоюза в его подразделении, а членские взносы уплачивались здесь «по совести». Профорги отчасти пользовались высоким авторитетом, но имели в высшей степени отвлеченные представления о своей деятельности. Некоторые функционеры чувствовали себя столь обремененными «принципиальными вопросами», что не реагировали на жалобы рабочих.

Фрагментарно сохранившиеся протоколы шахткомов позволяют заключить, что основной упор в профсоюзной работе на шахтах и дистанциях делался на развертывание социалистического соревнования и ударничества, а также проведение производственных совещаний. Относительно большое место занимали также инспектирование бараков и забота об условиях жизни рабочих. При обсуждении на производственных совещаниях регулярно обращались к вопросам выполнения плана, хода социалистического соревнования и присуждения или лишения звания «ударник».

Активные действия партии, комсомола и профсоюза часто противоречили принципу единоначалия. Теоретически руководство предприятием входило в компетенцию директора, соответственно начальников шахт и дистанций на их участках. На практике же сферы ответственности переплетались, и многое из того, что относилось к задачам партии, комсомола или профсоюза, прямо или косвенно воздействовало на производство.

Граница между «пассивностью» и нарушением единоначалия была весьма зыбкой. Правда, в 1929 г. ЦК ВКП(б) определил роль партии в связи с единоначалием: партячейки и комитеты партии обязаны были вести общественно-политическую и экономическую работу таким образом, чтобы облегчить профсоюзам и администрации выполнение директив партии, не вмешиваясь при этом в текущую работу профкома и дирекции, особенно в распоряжения администрации. Партячейкам на предприятии следовало активно способствовать реализации принципа единоначалия.

Эти директивы призваны были усилить позиции дирекции, но впоследствии часто неправильно трактовались партийными функционерами. Кампании по развертыванию социалистического соревнования или ударничества вовлекали партию, комсомол и профсоюзы в конкретные вопросы руководства предприятием, от утверждения трудовых норм до организации работы и распределения заработной платы. Отношения между администрацией и политическим руководством зачастую оставались неясными. Даже «красные директора» постоянно следили скорее за потребностями предприятия, чем отвечали интересам партии, так что последняя считала своим долгом вмешаться во внутренние дела предприятия. «В наших условиях можно тысячу раз быть начальником, но если свои меры не согласовывают с партийными и профсоюзными органами, то наталкиваются на непреодолимые препятствия», — отвечал Ротерт на упрек у в том, что не смог как руководитель предприятия провести определенные мероприятия.

Дополнительные проблемы возникали в связи с тем, что вмешательство следовало со стороны партийных секретарей, не обладавших адекватным техническим или экономическим уровнем образования. Во всяком случае поворот вследствие сталинских директив 1931 г. привел к тому, что партийной организацией стали руководить более дисциплинированно и жестко. Партийное представительство на заводах основывалось теперь не на идее привлечения масс, как то было в 1929-1931 гг., но приобрело характер интервенции со стороны Центрального комитета, Московского горкома и райкомов.

В «треугольнике» профсоюз был слабейшим звеном, так как после смещения партией Томского профсоюзную организацию держали на коротком поводке. В профсоюзных комитетах тон задавала партийная фракция. Даже выборы в фабкомы и постройкомы контролировались партийными бригадами. Аналогичным образом партия оказывала влияние и на администрацию. Указания партии, касавшиеся руководства предприятием, отдавались по большей части партийной фракции в центральном аппарате, т. е. ведущим управленцам или инженерам, которые одновременно являлись членами партии.

На уровне центрального руководства Метростроя механизм функционирования «треугольника» в источниках отражен не вполне ясно. В наличии имеются лишь некоторые отсылки к решениям, сформулированным «треугольником».[237] Ротерт и его заместители руководили предприятием с помощью приказов и распоряжений. Это, впрочем, не означает, что беспартийный Ротерт мог вести дело в одиночку, тем более когда весной 1933 г. заместителем ему был поставлен Абакумов. За этим решением стоял Московский горком партии, использовавший Абакумова для прямого контроля над руководством Метростроя. Оба они, Ротерт и Абакумов, несли полную ответственность за все сферы строительства, так что можно говорить о руководящем дуумвирате, получившем к тому же широкие полномочия от Московского комитета партии (Каганович и Хрущев), который часто и энергично вмешивался в управление предприятием. С другой стороны, секретарь парторганизации Метростроя и председатель профкома вообще не вникали в непосредственное руководство стройкой.

На шахтах и дистанциях ситуация была иной. Здесь «треугольник», или даже скорее «четырехугольник», поскольку большим влиянием пользовался комсомол, играл важную роль. Повсеместно возникали расхождения и конфликты по поводу единоначалия и вмешательства политических организаций. Некоторые начальники шахт, которые были хорошими инженерами, но неважными организаторами и боялись брать на себя ответственность, напротив, были рады, когда принимать решения им приходилось не в одиночку, но в коллегиальной форме.