Фаворит. Том 2. Его Таврида - Валентин Пикуль

– Я ни разу в жизни не слышал свиста пуль, и что подумает обо мне Европа, если я и теперь останусь сидеть дома?

– Сидите дома, а Европа, глядя на вас, подумает, что вы хороший супруг и послушный сын…

Безбородко докладывал, что продолжать борьбу с Турцией не хватит сил. В стране голод, цены возвысились.

– Расходы на войну в год нынешний обойдутся в тридцать с лишком миллионов, и, чтобы хоть эту кампанию протянуть, народ наш надо новыми податями обложить.

– Не от нас нужда – от политики! – ответила императрица. – Но пока Очаков не в моем кармане, я не стану об этом думать.

Ко дворцу подъехала карета посла Нолькена.

– Я вынужден вручить ультиматум своего короля…

Официально объявляя войну России, Густав III требовал вернуть Швеции провинции, отделенные от королевства со времен Петра I, настаивал, чтобы Крым немедля был возвращен турецкому султану, чтобы Россия разоружила свои флоты, а Швеция при этом разоружаться не станет, пока русская держава не исполнит требований шведского короля… Нолькен разрыдался:

– Король желает еще и наказания Разумовского, как личного оскорбителя его королевской чести. А посредничество к миру между Россией и Турцией король берет на себя…

– Карету мне… быстрее! – крикнула Екатерина.

Она примчалась в Петербург, раскаленный от солнца. Ультиматум Швеции был таков, что даже прусский посол Келлер сказал ей:

– Подобная нота свидетельствует о признаках умственного расстройства короля.

Сегюр выразился точнее:

– Густав Третий принял за реальность свой обманчивый сон.

Он передал в Версаль ответ Екатерины: «Если бы король даже овладел Петербургом и Москвою, я показала бы ему, на что способна женщина с сильной волей, стоящая на руинах великой империи, но окруженная мужественным народом!» Для подписания манифеста о войне со Швецией она выбрала отличный день… Это был день 27 июня – день Полтавской победы! Имелся флот, но в Петербурге не было армии. Значит, все надежды – на общенародное ополчение…

Газеты Европы уже писали о паническом бегстве двора из Петербурга, об опустении города от жителей, дипломатический корпус якобы перебирался в Москву: грозный флот Швеции вырастал на подходах к столице… Сегюр выразил удивление, почему Екатерина не торопится вывозить сокровища Эрмитажа:

– Ведь в гарнизоне у вас едва пять тысяч солдат. Что они могут сделать перед сильной армией Швеции?

Во время их разговора явился курьер с донесением:

– Шведы берут Нейшлот, король движется на Фридрихсгам.

– Вы слышали, Сегюр? – спросила Екатерина. – Но вы, европейцы, очень плохо знаете нас, русских…

Возмущение вероломством Швеции было столь велико в простом народе, что столичные извозчики и ямщики забили возами и колясками всю улицу перед шведским посольством:

– Послу вашему хребтину кнутьями перешибем…

Эти ямщики первыми вошли в ополчение, образовав казачий полк. Волна патриотизма прокатилась по стране. Деревни, с которых рекрутировали одного парня, добровольно давали трех, самых умных, самых здоровых. Москва на «почтовых» (для скорости) отправила в Петербург 10 тысяч добровольцев, в Архангельске шла запись в ополчение, из Олонецких чащоб поднималось крестьянство, с Ладоги и Онеги шли на флот рыбаки, к любой качке привычные…

Гвардия выступила в поход первой! Патриотический подъем был столь высок, что люди хотели двигаться к фронту днем и ночью – без отдыха, не делая бивуаков и ночлегов.

– И пусть Европа врет дальше, – заявила Екатерина в Совете, – но мы с места не тронемся… Петербургская губерния хотя рекрутированию не подлежит, но вооружится вся! Главнокомандующим в Финляндии назначаю графа Валентина Платоновича Мусина-Пушкина, а над флотом быть адмиралу Грейгу… Вот и хорошо, что эскадра его не успела в Архипелаг уйти.

Петербург отворил арсеналы: народ вооружался.

Дети священников, парикмахеры, повара, лавочники, сапожники, мастеровые, каменщики, лодочники составили ту армию, какой еще вчера даже не числилось в штатах империи. Петербург заметно опустел. Даже цыгане и те записались в гусары. Перед Зимним дворцом шагали оборванцы. Кобенцль спросил Екатерину:

– Откройте мне секрет: где вы берете людей?

– Вы о них? – Екатерина показала в окно на марширующих оборванцев. – Так это всего-навсего арестанты, приговоренные к работам на каторге, но они пожелали сражаться, и я их выпустила. У меня в бедламе сидел буйнопомешанный майор из сербов. Я его на защиту Нейшлота отправила. Уверена, что он там проявит образцы доблести героической…

Шведский флот на всех парусах приближался к столице.

* * *

– Вот они! – показал Грейг. – Набирать люфт…

Люфт – это ветер. Грейг держал флаг на трехпалубном «Ростиславе». Половину экипажей эскадры составляли новобранцы. Боевой дух балтийцев оставался нерушимым. Но люфт задувал слабый. Следом за флагманом вытягивались в линию «Дерись», «Память Евстафия», «Владислав», «Изяслав», «Елена» и прочие. Залп шведской эскадры весил 720 пудов. Русские могли выбросить всего 450 пудов. Приказ императрицы был зачитан с утра: «СЛЕДОВАТЬ ВПЕРЕД, ИСКАТЬ ФЛОТА НЕПРИЯТЕЛЬСКОГО И ОНЫЙ АТАКОВАТЬ».

Противники вступили в соприкосновение за островом Гогланд, между двумя банками.

– Я беру на себя флагмана! – крикнул Грейг в рупор.

С корабля герцога Зюдерманландского слышались масонские призывы. Русская картель сокрушала рангоут и такелаж противника. Чугунные ядра, видимые в полете, впивались в борта шведских кораблей, разбрызгивая щепки. Пахло порохом и уксусом. Козлянинов с авангардом разрушал авангард противника.

– Не вижу, где «Дерись». Подтянуть арьергард! – Грейг четко расхаживал по тиковой палубе, звонко цокая звенящими подковами ботфортов. – Смерть или слава! Только вперед…

Шведы обрушили огонь на «Ростислава» – выдержали. Бой уже завязался по всей линии. Окутываясь дымом, враждующие эскадры скатывались ветром к зюйд?весту. Жара была адовая. Оркестры играли непрестанно. Хотелось пить. Пить было нечего. Пушки обливали уксусом. Они противно шипели. Миновал час. Начинался второй. Раненые уползали в люки. Команды звучали бодро. Люди глядели с вызовом. Паруса сгорали мгновенно.

– Урра-а! – горланили с авангарда Козлянинова.

Шведы на веслах уже вытаскивали из боя избитого флагмана, за ним потащили еще три корабля. В линии возникло замешательство, шведы покидали строй. Опять штилело.

– Не терять люфт! – командовал Грейг.

По-русски он выражался чисто (как и писал). Сильное задымление мешало вести бой. В дыму призрачно плавали корабли-великаны, захватывая остатками парусов слабые дуновения ветра.

– Еще светло, бой продлевать! – призывали офицеры.

«Принц Густав» под флагом вице-адмирала Вахтмейстера получил от «Ростислава» точные залпы в борт. Грейг велел выбить прислугу в его палубах, скосить мачты, разодрать ядрами паруса. Канонада сражения была слышна в Петербурге, а свита шведского короля в Гельсингфорсе наблюдала за боем с высокой горы… Полный штиль на время остановил корабли. В сумерках громада «Ростислава» медленно накатывалась на «Принца Густава». Вице-адмирал граф Вахтмейстер сам перепрыгнул на палубу русского флагмана, вручил Грейгу шпагу.