Царь грозной Руси - Валерий Шамбаров

В общем, домыслов хоть отбавляй. Но к ним следует добавить один красноречивый факт. Сын Воротынского Иван Михайлович продолжал служить, в дальнейшем Иван Грозный поручал ему командовать армией. Мог ли царь доверить войско сыну казненного? Ответ напрашивается однозначный. Что же касается Михаила Воротынского, то на самом деле остается констатировать: о его судьбе мы просто ничего не знаем. Может, он и впрямь попал в опалу за какие-то прегрешения — в прошлых главах было показано, что личностью он был совсем не простой. Возможно, умер от болезни или старых ран, он был уже в солидном возрасте. Или ушел со службы по состоянию здоровья, жил в своих вотчинах.

А может быть, он продолжал руководить грандиозными оборонительными работами на юге. Ведь документов эпохи Грозного сохранилось очень мало, а летописи отмечали не всех и не все. Они описывали события, находившиеся «на первом плане» — битвы, походы, дипломатические приемы. А на степных рубежах были лишь мелкие стычки и повседневный кропотливый труд. И историки тоже умалчивают о пограничных делах или упоминают их вскользь, как нечто второстепенное, не заслуживающее внимания.

Как же, не заслуживающее! Труд-то был проделан колоссальнейший! Большая засечная черта протянулась на сотни километров от притока Оки реки Суры до притока Днепра Десны. От города Алатырь на Темников — Шацк — Ряжск — Данков — Новосиль — Орел — Новгород-Северский. Черта умело использовала рубежи рек, высот, в лесах рубились сплошные завалы, на открытых местах копались рвы и насыпались валы до 15 метров! А поверху ставились частоколы. В промежутках между крепостями засеки прикрывались острожками, постами, укрепленными слободами. Гигантские сооружения строились годами, участвовали сотни тысяч крестьян, посадских, воинов. Но они понимали, насколько это важно, они же сами страдали от набегов. Поэтому трудились не за страх, а за совесть. Прикрыть Русь от врага!

Службу на засечных чертах несли казаки. Они становились и населением новых мест, и строителями, и защитниками. Им давали землю, льготы, оплату. Были «беломестные» казаки, служившие без оплаты, только за землю и освобождение от налогов. В казаки верстали пограничных крестьян, привычных жить с оружием в руках. Привлекались тульские, брянские, рязанские, мещерские казаки. Приглашали и донских, волжских, яицких. Охотно переселялись сюда днепровские казаки, и в Орле возникла Черкасская слобода. Развертывались «Мценские сторожи», «Орловские и Карачевские сторожи». О них до сих пор свидетельствуют названия селений в Елецком, Болховском, Колпинском, Покровском, Новосильском районах — Казачье, Сторожевское, Караул, Воин, Казаки, Казаковки… Казачий отряд в крепости назывался «прибором», его командир получал чин головы и подчинялся воеводе.

Глубоко в степь высылались дозоры. Каждый состоял из 2 казаков с заводными лошадьми. Пункт наблюдения выбирался на дереве, кургане, холме. Заметив облако пыли, дозорный сообщал товарищу, и тот скакал к своим. Поднималась тревога в крепостях, высылалась разведка. И если поступало подтверждение, что тревога не ложная, идут татары, информация шла в Москву, приходила в действие вся система обороны. Строительство Большой засечной черты перекрыло пути для крымских набегов. Отныне крестьяне избавлялись от постоянного страха перед степняками, стало возможным осваивать огромные пространства плодороднейших черноземных земель, до сих пор лежавших нетронутыми. И в этом состоит еще одна заслуга Ивана Грозного, которую до сих пор «заметили» лишь немногие исследователи: именно при нем Россия получила богатые поля рязанщины, тульской области, орловщины. То, что мы привыкли считать «исконно» русским.

Ну а попутно царь решал в это время другую задачу. Восстанавливал армию. Вербовались добровольцы, пополнялись полки стрельцов, формировались новые. Силы России увеличивались за счет тех же казаков, которые селились на засечной черте. А освоение южных земель позволяло возродить основу армии, поместную конницу. Она очень поредела, но семьи-то были многодетными, у погибших детей боярских подрастали сыновья, племянники. Теперь можно было без труда наделить их поместьями, а в 15 лет они начинали нести службу. Сперва рядом с домом, на границе — учились у старших товарищей, у казаков. В дети боярские царь жаловал и отличившихся стрельцов с казаками.

Укрепление обороны на юге имело не только перспективное, но и насущное значение. Раз на польский трон сел Генрих Валуа, приходилось серьезно опасаться, что на его стороне снова выступят турки, закадычные французские союзники. Но в 1574 г. произошло несколько событий, ослабивших эту угрозу. Генрих у себя на родине никогда никакими делами не занимался, он привык лишь к разврату, балам и пирушкам. А на чужбине вдруг выяснилось, что королю требуется решать массу проблем, в которых он совершенно не разбирался. И Генрих почувствовал себя, мягко говоря, неуютно. Но переделывать свою натуру и приспособиться к новой роли он даже не пытался. Не провел ни одного заседания правительства, сената. Увиливал, затягивал празднества — как началось в феврале с коронации, так и продолжалось: балы, охоты, ухлестывания за дамами. А это стало возмущать панов. Раз ты король, пора и к работе приступать.

Но для его брата Карла встряска Варфоломеевской ночи оказалась чрезмерной. Его психика совсем надломилась, ему всюду мерещились кровь и мертвецы. Чтобы избавиться от кошмаров, он ударился в пьянство. Выползая из тяжелых загулов, стремился найти забвение в объятиях Марии Туше, исчезал с ней в загородных домиках, а едва возвращался в столицу, снова срывался в кутежи. Таких перегрузок его слабый организм не выдержал, в мае 1574 г. он приказал долго жить. Екатерина Медичи сразу же известила Генриха, и новость окрылила его. Правда, паны встревожились, как он думает поступить? Но Генрих их успокоил, заверил, что в первую очередь он — польский король. Хотя всей душой он, разумеется, был уже на родине.

18 июня король устроил роскошный ужин. Напоил всех придворных до положения риз, переоделся, нацепил на глаз повязку, сел на коня и в сопровождении пяти приближенных удрал от своих подданных. А заодно показал французскую «цивилизованность», украл драгоценности польской короны. За королем организовали погоню, едва не схватили. Но в бешеной скачке он все же сумел оторваться от панов и пересечь австрийскую границу. А император на обратном пути препятствий ему не чинил — скатертью дорога. В итоге польский король стал французским Генрихом III, а в Речи Посполитой вновь настало «бескоролевье»…

В это же время случилась перемена и в Турции. От алкогольных излишеств ушел в мир иной Селим II, которого так легко было подтолкнуть на «подвиги» против нашей страны. На трон взошел Мурад III. Поэтому русские смогли без помех продолжать фортификационные работы. Но ограничиваться пассивной обороной против крымских хищников царь отнюдь не собирался. Ведь засечные черты, ко всему прочему, позволяли более эффективно взаимодействовать с донскими, днепровскими казаками.

Через новые крепости им шло снабжение, согласовывались планы ударов. Совместными силами осуществлялась разведка. Так, мещерским казакам предписывалось делать разъезды «вниз по Дону до Волжской переволоки» — в контакте с донцами. На Дон царь посылал даже высших сановников. В 1573 г. один из ближайших его приближенных, Василий Грязной, попал в плен к татарам, когда с казаками совершал разведку на реке Молочной — совсем рядом с Крымом (государь выкупил его за 2 тыс. руб.)