Танец для двоих - Виктория Клейтон

Леди Инскип глубоко вздохнула:

— Да, да. Ты не винишь меня, а я не виню тебя. Он был славным ребенком, я так его любила. Я любила его слишком сильно. Я убила его, потому что не хотела, чтобы он страдал — так, как страдала я. Зачем я это сделала? Перед лицом Господа клянусь: я желала избавить своего малыша от боли. — Леди Инскип склонила голову и прижалась к ногам сэра Джеймса.

— О Боже! — Сэр Джеймс боролся с противоречивыми эмоциями, затем развернулся и выбежал из зала. Леди Инскип продолжала рыдать, прижавшись лбом к холодному полу.

— Пригляди за ней! — приказал мне Джайлс. — Мне нужно кое-что проверить. Возьми вот это. — Он сунул мне в руку носовой платок и вышел из комнаты вслед за сэром Джеймсом.

Я села на пол, обхватила леди Инскип за плечи и осторожно уложила ее голову себе на колени:

— Бедный малыш, бедный маленький Николас. Я знаю, вы любили его.

— Я готова была отдать свою жизнь, чтобы защитить моего малыша, чтобы избавить его от боли, — всхлипнула леди Инскип. — О мой славный мальчик!

Мы долго сидели вдвоем на полу. Леди Инскип плакала, а я пыталась ее успокоить. Наконец она немного пришла в себя. Я вытерла слезы с ее лица платком, который дал мне Джайлс. Леди Инскип заговорила приглушенным голосом:

— Видишь ли, я была в растерянности. Время от времени в моей голове раздавались странные голоса. Они убеждали меня в том, что наш мир полон греха и жестокости, что ребенок никогда не будет в безопасности в этом проклятом месте. Голоса не оставляли меня ни на минуту. Я не могла от них спрятаться, они находились внутри меня. О, это так глупо, не правда ли? Их ведь не было на самом деле. Я придумала их. Они жили исключительно в моем воображении. Но в то время я не была в этом уверена. Я пыталась утонуть и утопить ребенка, потому что не могла больше жить в этом ужасном мире. Я наказана за свою трусость. Я буду страдать до конца своих дней.

— Нет никакого наказания. Кто может наказывать вас?

— Я желала пойти к озеру и завершить однажды начатое дело. Я хотела утонуть, но я никогда не бываю одна — Тинкер, Френсис, Джеймс постоянно следят за мной. Мои страдания становились все сильней, оттого что мы никогда не говорили о том, что произошло. Я читала на их лицах: они помнили все, что я натворила. Поначалу я пыталась признаться, но они стали пичкать меня таблетками и заставляли молчать. Почти все время я спала. Таблетки только ухудшали мое состояние… А затем Френсис всунул мне в руки ребенка с глазами, которые, казалось, видели меня насквозь. Конечно, это не был мой сын. Только мужчина может подумать, что женщина не узнает своего ребенка. Но разве могла я обвинять его в обмане? Френсис улыбался, когда я прижимала ребенка к груди, и называл его Николас. Я молча приняла обман. Мы обманывали друг друга и весь остальной мир. — Леди Инскип осмелилась встретиться со мной глазами. Мое сердце сжалось. Я увидела в глазах леди Инскип столько боли. — Ты ненавидишь меня, Виола?

— Нет, нет, совсем нет! — Я поцеловала ее. — Вы тогда не понимали, что делаете. Вы ведь хотели своему сыну только добра.

— Да, только добра. Я часто чувствую, что не вижу многих вещей так же ясно, как другие, — продолжила она. — Похоже, я не могу найти оправдания человеческим поступкам. Мне кажется, что мир уродлив и жесток. Надеюсь, что я ошибаюсь.

— Мы все чувствуем подобное, стоит нам узнать о чем-нибудь ужасном. Иногда, когда я читаю о страшных трагедиях в газетах, я чувствую себя разъяренной на весь мир. Но ведь люди способны на подвиги, героизм, любовь, самопожертвование. Кроме того, люди способны творить. — Я подумала о картинах Рафаэля. Если мы можем создавать прекрасные произведения искусства, значит, мы не безнадежны.

— Послушайте меня. — Джайлс вернулся в бальный зал. Он присел на корточки рядом с леди Инскип и взял ее за руку. — Ужасные звуки, которые вы слышали, не имеют ничего общего с призраками, привидениями или еще чем-нибудь потусторонним. Эта часть дома построена над старой гипсовой шахтой. Я обнаружил это, когда исследовал карту местности. Фундамент постепенно оседает, так как шахта проваливается.

— Поэтому и двери постоянно заедает, а в комнатах пыль? Здание оседает вместе с фундаментом.

Из-под пола раздался стон. Несмотря на мою уверенность в том, что Джайлс прав, я вздрогнула. На этот раз стон звучал особенно по-человечески.

— Пойдемте, — сказал Джайлс и потянул леди Инскип за руку. — Не думаю, что здание рухнет сегодня, но нам все же стоит поскорей отсюда выбраться.

Леди Инскип, кажется, не поняла, что опасность, которая ей угрожает, скорее физическая, чем сверхъестественная. Женщина выглядела озадаченной и тесно прижималась к нам, словно опасалась быть похищенной мстительным злым духом.

— Что здесь происходит? — В дверь ворвался Френсис. Он тяжело дышал. — Только что позвонил Джеймс. Что случилось, Милли? Мой Бог, твое лицо! Я уверен, тебе не о чем беспокоиться. — Он взглянул на Джайлса. — Что происходит, Фордайс?

— О Френсис! — Леди Инскип робко положила ладонь на его рукав. — Мне очень жаль. Боюсь, что я не смогу больше притворяться.

Френсис увез леди Инскип в небольшой отель на побережье в Скарборо. Джайлс и я складывали книги из библиотеки в багажник автомобиля Пирса. Джайлс пообещал сэру Джеймсу, что попытается продать книги.

— Думаю, что леди Инскип станет лучше, ведь ей не придется больше притворяться, — сказала я. Мне с трудом удалось доковылять до автомобиля, в руках я держала тяжелую охапку сочинений Кларендона.

— Не знаю, возможно, ты права. Но одно, без сомнений, пойдет ей на пользу: леди Инскип окажется вдали от этого места. Френсис сказал, что договорился с куратором, в случае необходимости ему разрешили отсутствовать на работе целых три месяца.

— А что произойдет с домом, заплатит ли страховая компания за укрепление фундамента?

— Маловероятно. Обычно страховые компании пытаются уклониться от подобных трат. Скорее всего, викторианское крыло придется полностью разрушить.

— А как же театр, его также разрушат?

— Скорее всего. Для того чтобы сохранить театр, придется потратить уйму денег. Кроме того, мы не знаем, а вдруг ответвления от шахты доходят до главного здания. Старые карты повреждены. Лучшее, что Инскипы могут сделать, — это продать особняк.

— После стольких лет! Какая жалость!

Я подняла голову и посмотрела на марширующих слонов под голубовато-зеленым куполом. Что Инскипы будут чувствовать, когда увидят это все в последний раз? Даже Лалла, которая не уставала повторять, что не любит особняк, почувствует сожаление. Я бы на ее месте ощутила укол боли. Тяжело расставаться с местом, в котором прошло детство, и знать, что больше никогда его не увидишь.

— По сравнению с другими зданиями этот дом просто младенец. Ему меньше двухсот лет. Конечно, очень жаль, что все складывается подобным образом, но сейчас бесполезно болтать. Что бы ты ни делала, не урони книги. Они гораздо древнее, чем дом. Заверни их аккуратно в одеяло и положи в багажник.