Русский калибр (сборник) - Пётр Разуваев

— Мне назначено… — стараясь казаться спокойным, сказал Дмитриев. «Секретарь» согласно кивнул, глядя на экран монитора, а «Референт» внимательно, оценивающим взглядом большого профессионала осмотрел костюм майора. Дмитриев знал, что чисто визуальным осмотром дело не ограничивается, параллельно с этим идёт сканирование гостя на предмет скрытого оружия, разного рода «клопов» и прочих технических штучек. И не дай бог входящему в эту приёмную забыть выложить из кармана диктофон.

Удовлетворившись результатами проверки, оба охранника мгновенно потеряли к гостю всякий интерес.

— Входите, — сказал «Секретарь», не отрывая взгляда от монитора. — Вас ждут.

Большая деревянная дверь, словно нож исполинской гильотины, неслышно скользнув, отрезала его от внешнего мира. Внезапно майору стало дурно. Тишина, царящая в кабинете, показалась ему гробовой. Бьющееся в стекло солнце ехидно подмигивало ему сквозь высокие окна, тяжелые портьеры словно притаились в хищном ожидании, готовые броситься и задушить его в своих пыльных объятиях. В этом кабинете не прощали ошибок, а карали за них, и карали строго.

Человек, сидевший за большим пустынным столом, оторвался наконец от листочка бумаги, лежавшего перед ним. Поднял голову. Серые глаза смотрели холодно, без выражения, казалось, что это и не глаза вовсе, а стволы, наведённые на цель. Небольшого роста, неопределённого возраста, этот человек занимал должность начальника Департамента обеспечения деятельности ФСБ. Об этом знали многие. Но мало кто мог даже приблизительно представить размеры его истинного могущества. В легком шевелении его бровей власти было больше, чем во всех распоряжениях самого шефа ФСБ. Он был серым кардиналом, правителем государства в государстве. По крайней мере майор представлял себе это именно так.

— ?.. — Вопросительное движение бровей для вошедшего прозвучало громче, нежели заданный вслух вопрос.

— Мы… из Ленинграда сообщили вчера вечером, что… они потеряли объект, — чувствуя, как холодный пот покрывает спину, сказал Дмитриев.

— Почему? — тихим, невыразительным голосом произнёс хозяин.

— Видимо, он почувствовал что-то и не пошёл на контакт.

— Я спросил «почему?», а не «как?», — уточнил человек, сидящий за столом.

— Операция поручена «Приме». Я думаю… Мне кажется, что он увлёкся игрой с объектом. Согласно нашим данным, объект очень чувствителен к опасности и склонен к нестандартным решениям. Такие люди не поддаются долгой разработке, их нужно нейтрализовать сразу же по установлении. Используя при этом максимально эффективные средства. А «Прима» сделал ставку на дискредитацию Стрекалова, но вместо этого своими действиями насторожил объект и спровоцировал его на отрыв. Кроме того… по нашим данным, в Финляндии против объекта работала ещё одна группа. Два человека, мужчина и женщина. Мужчину он ликвидировал, женщине удалось скрыться. Мы смогли вывезти труп и установили личность погибшего. Это Хаим Бергман, сотрудник Центрального разведывательного управления. Возможно — из отдела внутренней безопасности. Как он мог быть связан с объектом, выяснить не удалось.

Майор замолчал. Всё, что он мог сделать, было уже сделано. Операция провалилась, пусть и не по его вине. Возглавлял её именно он, и отвечать за результат придётся в любом случае. Мокрая от пота рубашка противно липла к телу, ставший вдруг чрезмерно тугим узел галстука мешал дышать. Хозяин кабинета молчал, задумчиво катая по гладкой поверхности стола не заточенный простой карандаш. Наконец он поднял глаза:

— Разработку объекта прекратить. По линии своего Департамента организуйте отправку рабочей группы в Милан. Задача — ожидать появления там объекта. И охранять его до особых указаний. «Приму» от дел отстранить, восстановить в Управлении собственной безопасности. Группу в Милане должны возглавить вы. Лично. И ещё. Установите контроль за Стрекаловым. Полный контроль, вам ясно?

— Так точно, — внезапно севшим голосом ответил Дмитриев. Задание было сложным. Но… оно означало жизнь. А это было удачей, фантастической, невероятной удачей. Информированность хозяина кабинета потрясала. Но легенды ходили именно о его жестокости.

— Разрешите идти?

— Да. И вот ещё что… майор, подумайте на досуге — чего стоит сотрудник, проваливший подряд два задания?

Холодный, ничего не выражающий взгляд. Тихий, спокойный голос.

— Так точно! — плохо соображая, что говорит, ответил Дмитриев и, дождавшись утвердительного кивка хозяина, буквально вывалился из кабинета. Когда он покидал приёмную, сидевшие там охранники молча переглянулись. У них был богатый, годами наработанный опыт. Ещё задолго до получения приказа они безошибочно узнавали свою будущую жертву.

* * *

Москва встречала меня тёплым, по-летнему ярким и солнечным утром. Толпы едва проснувшихся пассажиров суетливо сновали по вагонам, шумливыми струйками выливались на перрон, чисто выметенный по случаю нарождающегося дня. Деловые до безобразия носильщики лениво подбирали себе клиентов, воробьи, радостно чирикая, плескались в редких и изрядно обмелевших лужах. Жизнь вокруг била чистым, ещё не замутнённым дневными проблемами ключом.

У меня не было багажа в привычном русскому человеку понимании этого слова, лёгкий портплед вряд ли требовал к себе какого-то особого внимания. Проснувшись рано утром, я успел привести в порядок свою физиономию, удалив заодно с неё большую часть грима, и переоделся в приличествующий случаю костюм. Не от «Kilgour», конечно, но вполне подходящий для такого дня. Столицу моей, уж и не знаю какой по счёту, родины я посещал достаточно редко, чтобы относиться к этому событию свысока. Хотя, по большому счёту, Москву я не любил. Слишком уж этот город стремился жить. Слишком быстро всё было в нём, слишком много суеты, амбиций, неудовлетворённых потенций и вполне закономерных импотенций. От рождения до смерти один шаг, но в Москве, как мне казалось, этот шаг был либо слишком поспешным, либо чересчур значительным и самодовольным.

Вливаться в стройную толпу вновь прибывших, энергично марширующую к зданию вокзала, я почему-то не хотел. Ну не нравится мне ходить строем, что уж тут поделаешь. Поэтому я тихо, никуда особенно не торопясь, направился в противоположную сторону. Дошёл до края перрона, спустился вниз и, преодолевая обильно залитую всеми сортами смазок поверхность, перешагивая через шпалы и рельсы, выбрался на платформы пригородных поездов. И уже оттуда преспокойно отправился к выходу в город. Если меня и собирались встречать, то уж явно не с этой стороны.

Всё, что произошло вчера, было достаточно неприятно. Но вовсе не потрясающе. По крайней мере чувство глубокого изумления умом и коварством противника во мне отсутствовало напрочь. Да, в каком-то смысле — «ужас». Но ведь не «ужас, ужас!». Кому-то очень нужно было убедить меня в том, что всё пропало и каждый мой шаг известен врагу. То есть — что меня подставляют с такой страшной силой, которая свойственна лишь высокому руководству, или, конкретизируя — Виктору Викторовичу Стрекалову. А я почему-то в этом сомневался. И дело даже не в том, что я ему верил. Просто я знал, что будет, если он и в самом деле решит меня подставить. Небо и земля, господа, а не просто большая разница.