Черный выход - Денис Бурмистров

– Чего ты не возьмешь новую машину? Ну рухлядь же, право слово! – не выдержал Фомин, ловя пальцами струи воздуха.

– Балбес ты, – беззлобно ответил Чесноков из темноты капюшона. – Это же «Чайка», раритет.

– Не греет твой раритет ни хрена.

– Понимал бы чего. На такой космонавтов возили.

– В минус тридцать? Сомневаюсь.

В ответ кажущаяся в темноте черной фигура в капюшоне лишь больше развалилась на сиденье, устраиваясь поудобнее.

Спорить было бесполезно. Светло-голубая «Чайка» с хромированными блюдцами фар и красными флажками на корпусе была слабостью и гордостью Гоши Чеснокова. Игорь знал, что другу несколько раз предлагали хорошие деньги за машину, но Гоша был непреклонен, говорил, что детские мечты не продаются. Эту машину он собирал по частям несколько лет, буквально по винтику, по кнопочке. Не все детали удалось найти, кое-что пришлось заменить на современное, однако Чеснокова это не сильно расстраивало. В конце концов, цифровая магнитола не сильно хуже аутентичного транзисторного приемника.

– Чего ты с этими дураками сцепился-то? – прервал молчание Игорь, лениво наблюдая за редкими прохожими на улице. Тепло подействовало, и его уставший организм начал проваливаться в сонливую меланхолию.

Гоша скрипнул кожей перчаток и скинул капюшон. В свете фонарей блеснули глаза, такие странные и нечеловеческие. Борода, так похожая на густую шерсть животного, наэлектризовалась, и ворсинки топорщились в разные стороны.

Друг Фомина был дифферентом на второй стадии, и это уже не лечилось.

– Это не я, это они со мной сцепились, – сказал Гоша, безрезультатно отирая бороду и пытаясь привести ее в порядок. – Я им, как нормальным, пару партий сдул, потом чуть выиграл пару раз. Они почти при своих оставались за вычетом четвертей. Но этот, в жилетке, раздухарился. Давай, говорит, если не ссыкло, ставочки на ноль поднимем. И хитро так со своим друганом перемигнулся. Типа сейчас разводить будем. Ну я и вернул их с небес на землю.

– Гоша, три мизера подряд взять! С тобой так скоро за стол никто не сядет. Больно явно палишься.

– Местные и не садятся. А залетным я всегда даю шанс уйти с деньгами на такси, если не наглеют, – Чесноков серьезным тоном высказал свою позицию. – Ты лучше скажи чего сам в кабаке ошивался? Ты ведь из-за «забора» только вернулся?

Игорь не стал отрицать – Гоша был в курсе всех его дел. От друзей Фомин не таился.

– Устал жутко, – пожаловался он. – Патруль мне такой забег устроил, еле ноги унес. Да еще и рэксы зачем-то ищут. Ума не приложу, им-то чем я мог насолить?

– Институтские? – хмыкнул Гоша. – Странно. Попробую разузнать что к чему. А то, хочешь, поехали ко мне, переночуешь.

– В общагу? Нет уж, лучше вы к нам. Да и отчим, боюсь, вопросы начнет задавать. И так, кажется, подозревать что-то начинает.

Чесноков нахмурился.

– Не пора ли уже разобраться с этой ситуацией?

Игорь промолчал, отвернулся к боковому окну.

– Дружище, я на тебя не давлю, – не отступал Гоша. – Но, серьезно, сколько можно уже его терпеть? Разберись по-мужски. Хочешь, я подъеду, прикрою.

– Не надо, я сам, – буркнул Фомин. – Есть у меня пара идей.

Он не любил касаться этой темы. Более того, все, что скажет друг, Игорь уже слышал. Да, проблема есть. Да, ее надо решать. Но не теми методами, что предлагал Гоша. И уж тем более не сегодня, не сейчас. Всему свое время.

И все же Фомин не был уверен до конца, насчет своей осторожности в вопросе отношений с отчимом. Опасался, что путает выжидание со страхом. Это гадкое подозрение терзало его, подленько подтачивало уверенность в собственных силах. Но ничего поделать с собой Игорь не мог. Лишь надеялся, что все это временно и он поймет, когда наступит нужный момент.

– Ладно, – Гоша не сдался, а временно отступил. – Если что, только свистни. Куда тебя сейчас отвезти? Домой? К Альбине?

– Только не к Альбине! – замахал руками Игорь, скорчив испуганную мину. – У меня от ее постоянных истерик уже зубы сводит.

– О как, – хмыкнул Чесноков. – Раньше тебя это не беспокоило.

– Раньше это казалось несколько навязчивыми капризами. Но теперь она научилась быть просто невыносимой. У меня после общения с Альбиной ощущение, будто меня выпили и высушили. Я в Зоне меньше устаю, ей-богу.

– Зато у нее тело…

– Это да, – не смог не согласиться Фомин. – Но как-то уже и не радует.

– Стареешь, Горыныч, – сделал вывод Гоша. – Жениться тебе пора.

– На ком?

– Познакомить?

– Иди ты! Хватит с меня твоих стриптизерш и танцовщиц. Я хочу нормальную девушку, не дуру и не истеричку. Чтобы за нее не было стыдно перед друзьями.

– Чтобы борщ варила?

– Да.

– И у окошка ждала?

– Угу.

– И чтобы теплые носки вязала?

– Почему бы и нет.

– Бабушку тебе надо, Горыныч, – обреченно покачал головой Чесноков. – Я же говорю – стареешь.

Игорь выпучил глаза, не зная чем парировать, а Гоша заливисто, по-детски рассмеялся, упершись головой о дверную стойку. Не выдержал и Фомин, вторя другу.

– Дурак ты, Гоша, и не лечишься, – отсмеявшись, прокомментировал Игорь.

– Лечусь, – привычно ответил друг. – Не помогает. Так куда тебя?

– Давай домой. Остановишь за квартал, я дойду.

– Конспиратор…

У Чеснокова звонко пискнули наручные часы. Он заученным движением вытащил из нагрудного кармана пузырек, высыпал на ладонь две белые гранулы. Взял из подстаканника чашку-поилку и запил таблетки. Игорь терпеливо ждал.

– Твое здоровье, – запоздало отсалютовал ему друг, ставя чашку на место. Он аккуратно промокнул платком губы, морщась, потом опустил ручной тормоз и взялся за руль.

– Поехали.

Машина мягко тронулась, скрипя колесами по схватившемуся морозом снегу. «Чайка» Чеснокова вырулила на улицу и величественно покатилась мимо освещенных фонарями сугробов.

– Ты завтра вечером свободен? – не поворачивая головы, спросил Гоша.

– Свободен.

– Подстрахуешь?

– Очередные охотники за артефактами?

– Ага.

– Без вопросов. Во сколько?

– Я позвоню.

– Договорились, – Игорь сладко зевнул. – Надеюсь, рэксы уже уехали.

Коттедж отчима так и не стал для Игоря родным домом. Он до сих пор с чувством светлой ностальгии проходил мимо старой трехэтажки с желтыми окнами коммуналок. Сколько времени прошло с тех пор, как в жизни их семьи появился невысокий, хромающий мужчина с сухим и скучным голосом, не любящий смотреть при разговоре в глаза? Лет десять? Да, примерно так и есть. Именно это событие Фомин считал вехой, разделившей его жизнь на «до» и «после». Жизнь «до» казалась беззаботной и яркой, вспоминалась как время безвозвратно утерянных безмятежности и счастья, тепла и уюта. Жизнь «после» превратилось в грубое и неприятное нагромождение мрачных событий, горьких переживаний, потерь и болезненных откровений. И хотя сам по себе Шиповалов Александр Сергеевич почти никак не был связан с большинством произошедшего «после», в памяти Игоря именно отчим стал триггером, запустившим их.