Выбираю таран - Людмила Жукова

За этим перелетом последовала целая серия других. В жестокий шторм — по трассе Киев — Одесса — Севастополь, где его встречали летчики Качинской авиашколы. И накануне войны — Москва — Петербург, тоже в сильный ветер. Дальними перелетами Нестеров доказал, насколько ошибаются военспецы, считая, что самолет можно использовать лишь в тихую погоду — нет, во всякую! Нужно только умение им управлять. Можно летать и совершать посадку и ночью при кострах — это первым сделал летчик отряда Нестерова Михаил Передков, а Нестеров стал обучать ночному полету и посадке остальных.

Очень нашумевшим был его перелет из Киева в Петербург: огромное расстояние в 1250 километров он преодолел за восемь часов (не считая посадок), и не один, а с пассажиром — мотористом Нелидовым. Сделано это было, как обычно у Нестерова, без огласки, без приготовлений.

— Откуда вы взялись? Вы же в Киеве? — встретили его удивленные возгласы гатчинских летчиков.

— Да, сегодня утром были еще там, — отвечал Нестеров. Его пригласили на товарищеский офицерский ужин, но Нестеров, заметив, что неприглашенный унтер-офицер Нелидов скромно отошел в сторону, резко сказал:

— Без Нелидова принять приглашение не смогу. Только с ним.

Так, вдвоем, они вошли в офицерский зал, куда не допускались низшие чины, сели за праздничный стол, за которым собрались для чествования признанного героя не только гатчинцы, но известные ученые, высшие чины, писатели.

Открывая торжество, генерал Кованько, начальник Петербургской офицерской воздухоплавательной школы, отец двух сыновей-летчиков, сказал:

— Русским нечего завидовать и учиться у иностранцев. Что же касается смелости, то они могут очень и очень поучиться у нас. Примером тому является виновник нашего торжества штабс-капитан Нестеров.

Первым горячо зааплодировал сын генерала поручик Александр Кованько, «Еж» — как называл его Петр Николаевич.

Ответное выступление великого летчика запомнилось многим.

— Военный летчик никак не может обойтись без умения делать фигуры высшего пилотажа… Участие авиации в будущей воздушной войне сведется к борьбе самолетов разных типов… Неизбежные воздушные бои будут схожи с нападениями ястребов на ворон… Только пройдя школу фигурного летания, практически освоив «мертвую петлю», летчики будут обладать основным оружием ястребов в их нападении на менее искусных ворон. А кто из вас захочет быть вороной?

Слушали эти слова с разным чувством: кто — с иронической ухмылкой, кто — с вниманием примерного ученика, кто — с нескрываемым восторгом. Писатель Куприн — с неподдельным почтением. Далекий от авиации, этот талантливый русский человек понимал значение Нестерова для России.

«Много погибло на Святой Руси талантливых людей… — сказал он. — Мы счастливы, что воспитанная Петром Николаевичем воля и твердость в достижении цели привела его к таким крупным успехам в деле развития русской авиации. Да здравствует русская наука, да здравствует несокрушимая воля и всепобеждающий дух русского человека, да здравствуют и умножатся дальнейшие успехи Петра Николаевича!..»

Александр Кованько в своих воспоминаниях приводит запавшие ему в память слова Нестерова об очень далеком будущем авиации, которые трезвомыслящие слушатели восприняли как фантастику: «Какого обладания аэропланом желал бы я себе? Я хотел бы лететь то быстро, то медленно и плавно, как лебедь, поднимаясь с места без разбега и опускаться… на простыню. Но мечтать легко — достичь труднее. И еще. Петля петлей, да и перелеты, откровенно говоря, не дают еще мне права на такое чествование.

Вот пожелайте мне, чтобы я почувствовал себя на аппарате как на автомобиле, — за это я и буду благодарен. Пока же несовершенство аэропланов и моторов до сих пор заставляет нас больше надеяться на Бога, чем доверять многообещающим победам на ежегодных конкурсах аппаратов».

Кстати, как только началась война, поручик Александр Кованько попросился в действующую армию и 7 сентября 1914 года прибыл в XI авиаотряд Нестерова. А молодому другу Нестерова Евграфу Крутеню, будущему создателю второго отряда (первый был создан Александром Казаковым) истребителей — «ястребков», запомнились на этом банкете слова Нестерова о новой идее: «Я не фокусник. Моя «мертвая петля» — доказательство моей теории: в воздухе везде опора… Необходимо лишь самообладание… Теперь меня занимает мысль об уничтожении неприятельских самолетов таранным способом, пользуясь быстроходностью и быстроподъемностью аэроплана. Например, ударив на лету своими шасси неприятельский самолет сверху… При встрече с самолетом противника, поднявшись над ним, протаранить врага и спуститься скольжением на хвост — это не более опасно, чем столкновение конника с конником…»

Петр Нестеров уже тогда думал о возможности воздушного тарана… Уже тогда читал книгу лейтенанта флота, участника двух кругосветных плаваний Николая Яцука «Воздухоплавание в морской войне», где такой таран теоретически предсказывался. Уже тогда не раз сидел с ним за столом, рассчитывая новый опасный маневр. Деревянным мягким винтом современных им машин такой удар невозможен. Вот если его создать из металла…

А пока поразить неприятельский аэроплан можно, лишь чиркнув сверху колесами.

Н. Яцук предсказывал: «…Нет ничего невозможного в том, что ближайшая война явит нам случаи, когда воздухоплавательный аппарат с целью помешать разведке воздушного противника пожертвует собой, ударившись о него, чтоб вызвать его падение хотя бы ценой своей гибели…»

Вопреки этому трагическому выводу Нестеров обдумывал таранный удар с расчетом на жизнь атакующего.

При этом в тайне надеялся все же, что войны может и не быть, и разрабатывал проект самолета для мирной жизни. Нестеров уже стал знаменитостью, чего не могли не признавать высшие чины, и наконец-то им волей-неволей пришлось заняться его проектом самолета. Нет, он не забывал о нем все эти три года — он переделал хвостовое оперение одного «ньюпора», предназначенного к списанию, укоротив его фюзеляж, и самолет стал значительно маневренней своих собратьев. Он в сотый раз перечерчивал и свой проект, внося в него изменения, и когда получил наконец разрешение на постройку самолета на заводе «Дукс» в Москве, где строились «мораны» для русской армии, спешно направился туда.

— Построю самолет, испытаю — должно получиться! — и уйду в отставку. Стану мирным человеком, просто конструктором, — говаривал он жене, успокаивая, когда та делилась своими опасениями за его жизнь.

— Ну а если со мной случится что, — полушутя-полусерьезно сказал он ей как-то, — дай слово, что сделаешь все, чтобы мой самолет был достроен, — это мое завещание…

Он, военный летчик, первым открывший многие боевые возможности авиации, мечтал построить свой самолет для мирных целей: перевозки людей, грузов, фотосъемки и мечтал еще о самолете-малыше, «чтоб на нем любой мог летать почти так же просто, как ездить на мотоциклете».

Летчику-спортсмену А. Шиукову, предложившему установить на самолете пулемет, он удивленно сказал: «Как странно, что вы, гражданский человек, думаете о вооружении самолета, а я, кадровый офицер, мечтаю о создании самолета, полезного в мирной жизни нашего народа…»