Любовь анфас (сборник) - Лана Барсукова

Гурин опешил. Он не понял, что это было. Его обхамили? Дескать, токует как глухарь, ничего не видя и не слыша. Выгнать за хамство? Или, наоборот, ему сделали комплимент? Типа увлечен предметом до крайности. И пока он соображал, по проходу в полной тишине плавно шла мисс факультета. Шансов не запомнить себя Марина ему не оставила. Ни малейших!

Лекция прошла как-то странно. Профессор сбивался, упорно не смотрел в ту сторону аудитории, куда села Марина. Словом, все прошло, как и было задумано. Мяч был на его половине, и он отбил его довольно скоро.

Из-за океана приехал пожилой профессор, который начал тосковать по родине еще в аэропорту. Его пару раз приложили объемными китайскими сумками, поинтересовались: «Че застыл?» – и довольно энергично подтолкнули к выходу. Этого хватило, чтобы утратить интерес к русской истории, которой он занимался всю жизнь. Профессор страстно захотел домой. Для спасения ситуации было решено приставить к нему красивую студентку – город показать, в театр сводить. В общем, не оставлять его наедине с русской историей в ее настоящем времени. Артемий Гурин на правах декана порекомендовал Марину. Но чтобы ей было не так тяжело нести эту общественную нагрузку, стал под разными предлогами присоединяться к этой компании. Все чаще и чаще он выполнял свой интернациональный долг. В консерваторию? Ну раз надо… В зоопарк? Если родина пошлет. В кафе? Ради налаживания сотрудничества…

Вскоре зарубежный коллега оказался третьим лишним. Однажды на волне потрясения от спектакля Марина и Артемий вышли из театра, проводя ток через сцепленные руки. И только потом вспомнили, что забыли иностранного профессора в театре. «Не ребенок. Справится», – решили добрые сопровождающие. Так трио превратилось в дуэт. С этого дня знаток русской истории вечерами сидел в гостиничном номере в одиночестве, считая дни до возвращения на родину. А Марина с Артемием начали писать свой роман.

* * *

Впрочем, роман писала одна Марина. Профессор Гурин предпочитал небольшие рассказы. Он достиг в этом известного мастерства, набил руку и отказываться от привычной формы не собирался. Любую связь Гурин начинал с прикидок, как долго она продержится. Ошибался редко. Он, как талантливый писатель, предугадывал количество страниц в своем очередном рассказе.

После первого, обильного и щедрого, выброса чувств Артемий стал наводить порядок в их отношениях, плавно подводя Марину к принятию некоторых правил их общего бытия. Во-первых, полная конспирация. Исключительно в силу того, что связь со студенткой может стоить ему карьеры. Понятно, что режим секретности был общим правилом его амурных дел. Возраст любовницы ничего не менял. Но Марине это было знать необязательно. Пусть чувствует, на какой исключительный риск он пошел ради нее.

Во-вторых, он очень занятой человек. Поэтому встречаться они будут не когда она хочет, а когда он может. Исподволь сквозило, что он, разумеется, хочет видеть ее всегда. И не только видеть. Но возможностей таких у него нет. И уж если он такие возможности изыскал, то она должна быть, как пионер, всегда готова.

Наконец, последнее, но самое важное правило: он женат во веки веков или на веки вечные. Чтоб даже в помыслах не было фаты, совместных кастрюль и пеленок.

Эти правила были многократно опробованы и давали Артемию неизменно прекрасный результат: максимум удовольствий при минимуме тревог. Но важно было точно определить момент для оглашения этих правил. Поторопишься – увидишь, как она «сняла решительно пиджак наброшенный». Нужно дать увязнуть в чувствах, заполонить ими. Затянешь, передержишь ситуацию – напорешься на слезы и истерику, потому что для прекрасной совместной жизни уже куплены чудные шторки. Даму надо подсекать вовремя, как леща на рыбалке.

В случае с Мариной он испытывал затруднение. Он никак не мог определить ее типаж. То в ней просыпалась женщина-праздник, то вставала во весь рост простая «баба», то шла на амбразуру «соратница». Его устраивали все варианты, но тактика требовала определенности.

Однако время поджимало. Марина была инфицирована любовью. Это было очевидно и нестрашно, такая ситуация была для него рутинной. Но одно дело, когда любовью к нему болели юные дурочки или взрослые тетки, с этим он научился управляться. Одни по молодости переживали бурно, но недолго. Других спасал жизненный опыт как «плод ошибок трудных», проще говоря, короста на душе. А тут нагромождение несуразностей: нелепая взрослость, не защищенная жизненным опытом. Ни то ни се. Но откладывать нельзя, можно зайти дальше нужного.

И вот профессор решился на важный, необходимый по его сценарию разговор. Артемий начал лениво, как бы между прочим:

– Подруги твои, надеюсь, не в курсе? Ты же понимаешь, как это может отразиться на моей репутации?

– На твоей? Не знаю, не думала. Меня больше моя репутация интересует.

– В смысле? – опешил Артемий. Такого ответа он еще не получал.

– Понимаешь, влюбиться в преподавателя – это сюжет для дешевых романов. Банально до противности. Я бы предпочла космонавта. Остается скрывать от общественности свой позор, – то ли шутила, то ли говорила всерьез Марина.

Артемий почувствовал себя неуютно. Обидеться? А если она шутит? Будет глупо с его стороны. Рассмеяться? А если она всерьез? Опять глупо будет. Он чувствовал, что Марина переигрывает его. Но сдаваться не собирался. Ладно, с конспирацией потом разберется. Сейчас про «всегда готова» надо договориться.

– Слушай, давай перенесем поездку в Питер. Масса дел накопилась. Как только разгребу, я тебе позвоню, – начал Артемий, понимая, что делает ей больно. «За репутацию получи», – мстительно подумал он. Но радовался недолго.

– Не-е-е, потом там погода испортится, это ж Питер. Я лучше туда сама с друзьями съезжу, а с тобой потом в другое место. В Париж, например, – опять то ли пошутила, то ли съязвила Марина.

– Но мы же мечтали вместе по Питеру погулять. – Незаметно для себя он перешел на просительную интонацию.

– Или бросай дела, или мечтай дальше. – На этот раз шуточных ноток не было. Было похоже, что стукнул воображаемый молоточек, которым заканчивается заседание суда.

Гурин понимал, что надо остановиться, но не мог:

– Ты так говоришь, будто забываешь, что я женат. При всем желании я не могу делать все, что хочу.

– Я отлично помню, что ты женат. Это самое большое твое достоинство. В роли жениха ты бы смотрелся остроумно, но непривлекательно. – Марина утешительно поцеловала его в макушку.

Такого Артемий Гурин не ожидал. «Какое гадкое, прагматичное поколение идет нам на смену!» – думал он по дороге домой. Дойдя до подъезда, решил пройтись еще кружок, потом еще и еще… Не мог успокоиться. Так и зашел в дом с головой, в которой была сплошная каша.

* * *

Марина, конечно, блефовала. Тот разговор дался ей очень трудно. Она прекрасно поняла, чего хотел Артемий. Ей отмеряли зону, обносили красными флажками. Вместо океана без краев и границ разрешили плескаться в купальне. Ей стоило огромных усилий сделать вид, что потешается над ситуацией, от которой хочется выть. И пока Артемий нарезал круги на подходе к дому, она пила вино, закрывшись в ванной. Включила кран, просто чтоб бежала вода. Вообще она очень любила воду, любую – в бассейне, в кране, в стакане. Вода смывала муторность с ее души. А заодно и слезы с лица.