Земли семи имён - Дарина Стрельченко

– А мясо для кого? – наконец спросила она, очищая от скорлупы миндаль и обмакивая его в мёд.

– Мясо – для тебя. Поди, отродясь не едала.

– Отчего же. Едала, как в Грозогорье явилась.

– Ну вот и сейчас ешь. А то как смерть бледная – после океанских-то своих приключений. Ешь, да только гостям ещё оставь.

– Снова гостей ждём?

– Каждый вечер ждём. И каждый вечер они голодными являются. После трудов-то их как голодным не быть. Только не спрашивай, не спрашивай, что за гости. Вот ведь виноградница-любопытница свалилась мне на голову!

– Так прогони, – предложила Хедвика. – Хоть и славно у тебя, а я себе и другое место подыщу.

– У меня славно? – удивлённо расхохотался Грегор. – Вот удружила! Что ж тут славного?

– Книги твои, дверь заколдованная, розовые свечи. Гости, речи, синие шары. И пахнет у тебя здесь всюду пылью, каменной пылью.

– А тебе, значит, и это по нраву… Ну а как не пахнуть, если с камнем имею дело. Ладно уж, будь пока при мне, не гоню. Да и Файфу обещался за тобой присмотреть, поберечь. Не знаю, чем ты ему приглянулась, но приглянулась, видать, крепко. Может, лицом, может, повадкой. А может, шаром твоим.

– Так расскажи уж, что это за шары такие! Сколько можно вокруг да около?

Грегор дохнул на стёкла своих огромных очков, протёр рукавом сюртука. Поглядел на Хедвику:

– Сама-то как думаешь?

Она проглотила чернослив, склонила задумчиво голову.

– Думаю, что это каменная магия, только не та, что из-под полы продаётся, а та, что внутри у людей. И много её, и синим светит. Только не пойму, у каждого она есть или нет.

– Почти угадала, – закивал мастер. – Магия это, да только не каменная. Внутри у людей, да только не у всех. Откуда, у кого шар берётся – неведомо, да только один с рождения колдовать без всякой пыли способны, а другие, как ты, до поры до времени и вовсе об этом не слыхивали. Кое-кто и всю жизнь проживёт, а о том, как синий шар с каменной пылью связан, не услышит. Не кричат об этом на всех углах, виноградная, сама понимаешь…

– Шары эти неживое оживлять помогают? Или ворожбу в долг к крови примешивают? В океан манят, дурную дрёму влекут?

– И то, и другое, и третье, и всё не то. – Грегор протянул к ней руку, указал на сердце. – Чувствуешь, внутри горчит, горячеет?

– Нет, – удивлённо ответила она.

– Это потому, что о шаре своём не думаешь. А он-то и примешивает колдовство к крови, как ты говоришь. Оттого у колдунов настоящих и кровь с просинью, что шар синий.

– А океан отчего чудится?

– Оттого, что шар твой от воды пылает. Ото льда, от дождей, от родников. Там-то, у рек, у морей тебе самое раздолье. И дрёма твоя не дурная, это тебя с непривычки в дурман уносит. Как пообвыкнешь, попроще станет. Колдовство ведь не бабочка, силы требует.

– А как же синий шар с каменной пылью связан? – подозревая, что не понравится ей ответ, шёпотом спросила Хедвика.

– А как сама думаешь? – повторил Грегор, но на этот раз мысли у неё были такие, что и вслух говорить не хотелось. Но молчание в Грозогорье – дело редкое да недолгое. Минуты не прошло, как застучали в дверь – рассыпчато, словно рил танцуя, что бисер по серебру.

– Открывай, – с облегчением рассмеялся хозяин. – Прости уж, по солнцу не до разговоров, круглый день гости да хлопоты. Позже договорим. Открывай, открывай, этому можно.

– Мясоед явился? – бросила Хедвика, вставая из-за стола. За дымным стеклом двери чернел в золотом зареве силуэт гостя: капюшон, плащ, за спиною – лютня…

– Уж не властитель воров снова пожаловал?

– Нет, не он. Сумеречные воры все похожи, но Файф нынче ночью далеко. Впускай гостя, не след ему у моих дверей задерживаться подолгу. Площадь Искр таких не жалует, хоть ими и кормится. Ну, открывай!

Хедвика подвинула засов, но тот не подался. Потянула сильнее – массивная щеколда не сдвинулась ни на йоту. Сумеречный вор за стеклом нетерпеливо дёрнул головой.

– Чего копаешься? Скоро стража пойдёт!

Грегор досадливо вскочил, едва не поскользнулся и схватился за скатерть, чтобы удержаться на ногах. Скатерть поехала со стола, следом кувшин с остатками молока раскололся на черепки, миндаль посыпался на полотняную циновку, а стакан воды, которой мастер запивал варёный рис, упал и подкатился к самым ногам Хедвики, окатив водой туфли и забрызгав подол.

Мгновенной вспышкой мелькнул давешний океан в окаёме гор, Грегор хрипло крикнул: «Ну!», она со всей силы дёрнула на себя засов, покачнулась, отскочила, но дверь наконец распахнулась. В следующий миг в дом стремительно вошёл гость в тёмном плаще, и дверь захлопнулась по мановению его руки.

«Ещё один маг», – подумала Хедвика, поднимаясь с пола.

– Здравствуй, мастер, – поприветствовал гость Грегора и, обернувшись, с любопытством подал руку Хедвике. – И тебе здравствуй, любительница долгих встреч.

Он вопросительно взглянул на Грегора, и тот, кряхтя и собирая с полу миндаль, ответил:

– Подмастерье моя. Не спрашивай, не спрашивай, как, и на шар её так не гляди, рот не разевай, и без тебя уж охотнички нашлись. Садись давай, ешь, для тебя жарили.

Без долгих разговоров гость уселся за стол и принялся за еду.

«Ну и порядки», – усмехнулась про себя Хедвика, стряхивая с платья крошки и пыль. Она села против мастера, рядом с гостем, и принялась за остатки уцелевших на столе вяленых груш. Странная это была трапеза: более необычной компании она и придумать бы не могла. Сидели за столом молча, среди рассыпанных абрикосов, в переглядки играя; за окном уходило за дальние крыши солнце, и звенели уже по площади железные шаги вечернего караула.

Покончив с мясом, гость положил на колени футляр с лютней, а Грегор одним движением стянул со стола скатерть со всем добром и, увязав в узел, положил у буфета. Тёмный футляр лёг на стол, гость щёлкнул блеснувшей застёжкой и откинул крышку.

Хедвика ахнула, и плеснуло на неё пеной, синевой и глубью.

– Но-но, потише, прикрой, прикрой! – воскликнул Грегор и сам захлопнул футляр. – Давай-ка ты, лоза-дереза, пока в мастерскую пойдёшь да плату гостю приготовишь. Отсчитай ему триста серебряных или три слитка серебром найди. Уж всяко приметила, где у меня серебро хранится. А про остальное пока и не думай!

Хедвика, у которой голова закружилась от нахлынувшей синевы, послушно вышла из-за стола и у самой двери услыхала:

– Зачем такую красоту отсылаешь?

– Уж больно впечатлительна девка. Книга моя на неё откликнулась, чуть не уволокла. А шаров она и вовсе в жизни не видала, в руках не держала. Постепенно, постепенно к этому приучать надо. А у тебя тут аж четыре за раз!

– А у неё-то самой видел ли, какой шар?