За миг до откровения - Валентина Ива

В редкий момент перерыва на мелкие нужды к Татьяне Васильевне продрался сквозь толпу гостей, таща за собой хвост страждущих прикоснуться к юбиляру лично, сам Ефим Иосифович и, оттеснив её к подоконнику, жарко зашептал в ухо, обдавая бедную Танюшу потоком винных запахов: «Дорогуша вы моя! Когда Эмилия вылезет с тостом, выключите камеру и НЕ снимайте её. Христом богом прошу! Я хочу эту запись домой моей Машеньке показать, а она Эмилию терпеть не может и если узнает, что Эммочка пришла на мой юбилей, то шибко огорчится. Она думает, что мы с Эммочкой да-аавно уж не общаемся…», – и он смачно поцеловал Татьяне Васильевне ручку, измазав её селёдочным амбре.

Татьяна растерялась. Перерыв закончился, и страстная Эмилия Эдуардовна взяла слово. Татьяна водрузила камеру на плечо и сделала вид, что съёмка началась. Владимир Питериусович заметил, что красный глазок не горит и стал яростно жестикулировать и подсказывать, что требуется включить камеру. Ефим Иосифович прижал палец к губам, показывая Картенсу, чтобы он молчал, как рыба, а то неслышно великой хвалебно-любовной речи Эмилии. Эмилия же Эдуардовна кокетливо, проникновенно и драматично смотрела прямо в объектив и, как Ермолова на сцене Малого театра, стряпала свой собственный бенефис.

Татьяна не знала, куда бежать, а когда речь завершилась, Ефим Иосифович ей незаметно помахал и поднял большой палец вверх.

После этого тоста силы покинули Татьяну, и она попробовала передать бразды съемки в руки Владимира Питериусовича, но он уже ушел.

Вдруг откуда ни возьмись, появилась опять Эмилия Эдуардовна, она крепко держала под руку Ефима Иосифовича и нашего директора Кощеева Серафима Яковлевича.

– Танечка, – зазвенела она пронзительным голосом, – мы хотим в кабинете у директора сейчас посмотреть запись. – Пойдемте, вы нам её заведете, а мы посмотрим.

Татьяна Васильевна сразу поняла, что Ермолова желает ознакомиться с сенсационным видеофильмом, где она блистает в одной из главных ролей, и на ней, как на воре, загорелась шапка. Она тут же передала им камеру и под предлогом: «Щас приду!», – юркнула в туалет. Выглянув из туалета, не обнаружив «противника», Татьяна, схватив сумочку, стремглав понеслась домой, да и праздник уже подходил к концу.

Естественно, на следующий день выяснилось, что виновата Татьяна Васильевна, которая, как оказалось, не нажала кнопку «REC», потому что запамятовала. Ефим Иосифович же ни в чем не виноват. Эмилия несколько лет не разговаривала с Татьяной, затаив злобу на всю жизнь, до того самого момента, когда за рюмочкой шампанского на новый 1997 год их судьба не посадила вместе за праздничным столом. К этому времени Ефим Иосифович Горобец уже умер. Хороший был человек, но – не орел…

Редкие посетители Третьяковской галереи медленно движутся по залу с картинами художника Карла Брюлова, переходя от одной картины к другой. Я сижу на длинной банкетке. Передо мной – картина «Всадница». На картине изображены две воспитанницы графини Самойловой – Джованина и Амацилия Пачини. Картина написана в 1832 году по просьбе графини Юлии Павловны Самойловой.

В 1896 году «Всадница» была приобретена для галереи П. М. Третьякова. После первой демонстрации этого произведения в 1832 году в Милане, Михаил Железнов, верный ученик художника, собрал на него множество откликов. Писали о том, что, в отличие от скакуна, разгорячённого быстрой ездой, фыркающего и поднимающегося на дыбы, мохнатой собаки, лающей и кружащейся под ногами коня, маленькой девочки, восхищённо смотрящей на свою старшую подругу, сама героиня-всадница бесстрастна и спокойна. Её статичная фигура и позирующее лицо не соответствуют тому стремительному полету коня, которого только что остановила всадница. Слишком неподвижны локоны, которые должны были растрепаться от быстрой скачки, слишком картинны жесты и покой рук. Только отлетевшая, парящая вуаль еще в полете. От ветра ли? Или от резкой остановки?

Именно в этом зале я жду встречи. Моя подруга, как всегда, запаздывает. Причем, если она мне сообщает о ком-то, кого ей пришлось ожидать, то это будет неприятным событием, укравшим её драгоценное время, тогда как сама она ничье время не крадет… Новым вариантом встреч могут служить встречи на месте запланированного похода. Это очень правильно. Никто никого не ждет. Все уже погружены в искусство. Действительно: «Пилигримы в дверях лютеранской базилики», «Последний день Помпеи» и так дальше – и вы уже окунулись в прошедшие эпохи и сострадаете увиденному или наслаждаетесь созерцанием света и красок великих мастеров.

Почему меня перст судьбы усадил перед «Всадницей»? Не успела я проанализировать этот пустяк, как мгновенно вспомнила двух других всадниц, и капельки прошлых мгновений, как яркие кадры хроники, прокрутились передо мной.

В Москве полдень. Я сижу на лавочке станции метро Арбатская. Моя самая любимая станция. И, как всегда, жду. Поток людской не иссякает, и вдруг я вижу крепкого юношу среднего роста, стремительно и легко несущего на плече не маленькую девушку. Её пляшущие волосы, смеющееся лицо, распростертые руки в ритме живого пружинистого движения юноши заворожили меня, как на скачках обгоняющий, несущийся к финишу мой номер, на который я поставила, и сейчас, сию секунду, он придет первым. РАДОСТЬ – вот что рассыпают глаза влюбленных. Молодость, сила, желание жить, любить и творить, как поток энергии, мощно и ярко заполняет пространство вокруг них. Я задета этим потоком. Как щепка, подхваченная течением реки, окунаюсь в их щедрые чувства, расплесканные вокруг, и душа моя ликует, как будто это я, всадница на плече моего коня, как будто мне семнадцать лет.

В этот же день, рассыпанный на кусочки ничего не значащих событий, я увидела другую всадницу. Дождь распугал детвору и старушек во дворе нашего дома. Детская площадка пуста. Мой балкон выходит на запад, и мелькнувший луч солнца перед дождем выманил меня на встречу.

С королевской выправкой, уже не на плече, а верхом на шее у парнишки, восседала красавица, размахивая руками в такт едва слышной музыки. Легкий дождь им не помеха. Когда «конь» с такой не легкой поклажей медленно взошел по ступенькам на детскую высокую горку, моя душа похолодела. Мне стало страшно и захотелось крикнуть. Предостеречь! Остановить! Юное создание с развевающимися волосами, крепко охватив торс юноши ногами, бесстрашно колебалось на верхотуре детского сооружения для лазания и съезжания на попе вниз. Музыка звучала все громче, моё сердце колотилось как бешеное, а им все было нипочем.

Видимо, энергия солнца, луны и других планет солнечной системы слились в такой фантастический протуберанец, что по всей нашей земле скакали всадницы, полные любви, остановить поток которой не было никакой возможности, да и не нужно останавливать… Страсти полны лица, фигуры, движения и всадниц, и несущих их с неистовой силой «коней».

Как сквозь асфальт пробивается росток из семечка, так и молодая сила любви вырывается наружу, и она неисчерпаема, как сама жизнь.