Человек за спиной - Алексей Борисов

писчей бумаги, почтовый конверт. Адресовано нашему послу Евгению Петровичу Новикову. Написано по-русски, с ошибками. Якобы покушение намеревались устроить турки.

— Турки? — хором переспросили Платонов и Адлерберг.

— Вот-вот. Не бред ли? Война войной, но такое уже слишком.

— Письмо доставили после двенадцатого числа14? — осведомился Григорий Денисович.

— Приблизительно через неделю. Я прикажу уточнить.

— Подробности в письме приводились?

— Ни малейших.

Мезенцов действительно помнил всё.

Глава шестая

Идейные наследники

Когда секретарь затворил дверь министерского кабинета, выпустив шефа жандармов, Платонов поднялся с гостевого кресла и прошествовал к окну. Вид отсюда на Фонтанку не менялся от визита к визиту, действуя на его хозяина и посетителей умиротворяюще. Но сейчас состояние Григория Денисовича, как и его покровителя, было далеко не мирным. Им предстояло определить главное направление поисков, притом максимально точно, ибо на исправление ошибки время вряд ли оставалось.

— Николай Владимирович делает ставку на свою агентуру. Она поможет только в одном случае: если наши вероятные террористы успели где-то наследить, — принялся рассуждать коллежский советник.

— Или если они являются частью какой-то более многочисленной организации, уже известной Третьему отделению, — дополнил министр.

— Конечно. Хотя у меня на сей счет есть сомнения. Такое сложно скрыть, учитывая, что осведомители внедрены во все мало-мальски активные противоправительственные кружки.

— Итак, ваше предположение…

— Да, я беру за основу тезис о небольшой группе. Совсем небольшой — может быть, действительно, человек из четырех или пяти. Их связывают жесточайшие требования конспирации, а жизнь и деятельность подчинены решению одной задачи, — сделал вывод Платонов.

— Вы меня пугаете, Григорий Денисович.

— Давайте лучше перегнем палку в эту сторону, нежели в другую, Александр Владимирович.

Министр двора выглядел измученным. Сейчас было отчетливо видно, что он далеко не молод, под глазами у него обозначились мешки.

— Принимая ваш тезис как истинный… Мы еще ни разу не сталкивались ни с чем подобным. Каракозов15 был, по существу, одиночкой, поляки — это особый сюжет. Кого можно сравнить с шайкой Кречета?

— Думаю, вы сами знаете ответ. Он лежит на поверхности.

— Григорий Денисович, ту гниль вовремя выкорчевали, — не вполне уверенно проговорил Адлерберг. — Ведь вы о Нечаеве и его «Народной расправе»16?

— О нем, — подтвердил Платонов. — Абсолютно циничное убийство девушки, а заодно попытка устранить всех свидетелей ограбления навели меня на мысль, что нигилисты руководствуются его заветами. Их аргумент — насилие в чистом виде. От запутавшегося Владыкина они тоже избавились, едва заподозрили опасность. Один подход, один почерк. На вашем месте я бы усилил охрану государя.

— Государь сейчас в Царском Селе, оттуда и отправится в Румынию. Он не захотел уезжать с Варшавского вокзала, как в прошлый раз, чтобы избежать стихийной патриотической манифестации. Разумеется, охрану мы усилим, я тотчас распоряжусь, — граф достал перо из чернильницы, придвинул к себе лист бумаги с грифом министерства.

— Пусть для дворцовой полиции срочно изготовят копии портретов и словесные описания тех преступников, которых мы знаем, — присовокупил Григорий Денисович. — Хотя это не гарантирует безопасность. Помните их кредо? «Революционер — человек обреченный». Нам надо не ждать удара, а опередить врага.

— Но как?

Платонов вернулся в кресло, сел и расправил образовавшуюся складку на брюках.

— Если я прав насчет того, что они — идейные наследники «Народной расправы», то, может быть, есть и реальная связь между ними и бывшими сообщниками Нечаева.

— Главные сообщники на каторге.

— А где сейчас сам Нечаев? В каких условиях его содержат?

— Он в каторжной тюрьме в Вильно, — сказал министр двора, но что-то в его голосе не понравилось Григорию Денисовичу, близко знавшему графа Адлерберга не первый десяток лет.

Коллежский советник пристально посмотрел на министра, неожиданно заставив того смутиться.

— Ваше сиятельство, умоляю дать мне правдивый ответ.

Граф стушевался еще сильнее.

— Григорий Денисович, речь идет о государственном секрете, который известен всего нескольким высшим сановникам.

— Я начинаю думать, что мы в самом деле подвергаемся колоссальному риску.

Министр глубоко вдохнул и выдохнул, как перед тяжелой ношей.

— Пугаться не стоит. Ввиду беспрецедентной опасности, исходящей от данного лица, государь повелел заточить Нечаева в Петропавловскую крепость. Навечно.

Записка на официальном бланке, украшенная подписью графа Адлерберга с длинным-предлинным хвостом, без труда обеспечила Григорию Денисовичу доступ в архив Петербургской судебной палаты. Материалы процесса «Народной расправы», к счастью, хранились именно здесь — в отличие от дела ее основателя, который был судим двумя годами позже в Москве. За открытыми заседаниями, состоявшимися в июле 1871 года, Платонов следил не слишком внимательно, так как более чем хватало обязанностей по службе. Теперь он лихорадочно восполнял этот пробел.

Известие о тайном заключении Нечаева шокировало его. Разумеется, коллежский советник знал, что русские монархи время от времени прибегали к подобным мерам. Достаточно было вспомнить горькую участь свергнутого императора-младенца Ивана Антоновича17. Роман о нем, сочиненный литератором Данилевским, с позапрошлого года лежал без движения в цензурном ведомстве и для сведущих людей при дворе был секретом Полишинеля. Но после всех реформ и либеральных веяний нынешнего царствования Григорий Денисович искренне полагал, что от столь жуткой практики царь-освободитель отказался.

— Как же так можно, граф? — были первые слова, которые вырвались у него после сообщения Адлерберга.

— Вы не представляете, о ком говорите. Это настоящий бес, исчадие ада.

— Про бесов господин Достоевский написал, конечно, бойко, но всё же18… Был законный суд, был приговор. Право, еще на костре сожгли бы.

— Воля государя и есть первейший закон, — неохотно парировал министр.

Погружаться далее в спорную тему он явно не желал. С его слов Платонов также узнал, что идеолога террора, собственноручно убившего своего сподвижника, держат в полной изоляции, в камере Алексеевского равелина. Доступа к нему нет ни у кого, кроме коменданта, министра внутренних дел и шефа жандармов. Любая связь с внешним миром запрещена. Более того, имя и фамилия узника не упоминаются ни в каких документах.

— Так что голова у их организации отсечена, — подытожил Адлерберг.

Григорий Денисович