Властелин Хаоса - Роберт Джордан

Дейз снова кивнула, а за ней и Элвин с Эдель. Все это они знали не хуже Фэйли.

— Дело не в дожде, — пробормотала Милла. — То есть, я хочу сказать, не совсем в дожде. Нынче у нас не просто засуха. То, что сейчас творится, неестественно. Ни одна из нас не может слушать ветер.

Остальные Мудрые насупились, по-видимому, решив, что она сболтнула лишнее.

Считалось, что Мудрые умеют предсказывать погоду, слушая ветер, во всяком случае, так утверждали они сами.

Милла понурилась, но упрямо продолжала:

— Не можем, и все! Вместо этого приходится смотреть на облака, следить за птицами, и муравьями, и гусеницами, и… — Она глубоко вздохнула и выпрямилась, но по-прежнему старалась не встречаться взглядом с другими Мудрыми. Интересно, подумала Фэйли, как она у себя в Таренском Перевозе ладит с деревенским Советом, и особенно с Кругом Женщин. Впрочем, и Совет, и Круг, так же как и Милла, только-только приступили к своим обязанностям Нашествие троллоков опустошило Таренский Перевоз, и все власти пришлось выбирать заново. — Это неестественно, миледи. Давно пора выпасть первому снегу, а погода стоит как в середине лета. Мы не просто встревожены, миледи, мы напуганы! Если другие не решаются сказать об этом открыто, то признаюсь я. Я ночами глаз не смыкаю. Уже месяц нормально не спала, и… — Она спохватилась, сообразив, что действительно зашла слишком далеко. Мудрой подобало владеть собой при любых обстоятельствах, а она взяла да и рассказала напрямую обо всех своих страхах.

Остальные Мудрые перевели взгляды с Миллы на Фэйли. Они молчали, и лица их были столь же непроницаемы, как у Айз Седай.

Теперь Фэйли поняла. Милла сказала чистую правду. Погода стояла не просто необычная — неестественная. К Фэйли и самой порой сон не шел. Она молилась о дожде, а еще лучше о снеге, стараясь не думать, что может таиться за этой затянувшейся жарой. Мудрые пришли к ней, а ведь это их дело — успокаивать людей. Куда же податься ей, коли у нее на сердце та же тревога?

Однако, возможно, сами того не сознавая, эти женщины пришли как раз туда, куда следовало. Часть соглашения между простонародьем и знатью, усвоенного Фэйли с малолетства, требовала от благородных заботы о безопасности и благополучии простых людей. Если она не имела возможности помочь им на деле, то могла хотя бы напомнить, что худые времена не вечны. Если сегодня плохо, то завтра, в крайнем случае послезавтра, непременно станет лучше. Фэйли вовсе не была в этом уверена, но ее учили поддерживать и ободрять тех, кто от нее зависит, а не усугублять их тревоги своими страхами.

— Перрин рассказывал мне о своих земляках задолго до того, как я попала сюда, — сказала Фэйли. Перрин был скуп на похвалы, но всегда правдив. — Я знаю, что, когда град выбивает ваши посевы, когда зимняя стужа губит половину стад, вы гнетесь, но не ломаетесь, а потом, распрямившись, начинаете все сначала. Когда троллоки опустошали Двуречье, вы поднялись и дали им отпор, а покончив с ними, тут же принялись восстанавливать разрушенное. — Это Фэйли видела собственными глазами. Она не ожидала от южан такой стойкости и упорства. Такие люди не ударили бы в грязь лицом и в Салдэйе, даже на северных ее окраинах, где набеги троллоков были обычным делом. — Я не могу обещать вам, что завтра погода переменится к лучшему. Могу только заверить, что мы с Перрином будем делать все, что в наших силах, чтобы помочь вам. Вы и без меня знаете — нужно уметь принимать то, что несет с собой каждый новый день, и готовиться встретить следующий. Именно такие люди живут в Двуречье. Именно таковы и вы.

Понятливости всем четырем Мудрым было не занимать. Если раньше они даже себе не сознавались, зачем явились в манор, то теперь пришлось. Будь они не столь сообразительны, могли бы, пожалуй, и обидеться, но этого не случилось. Женщины уразумели, что те самые слова, которые они говорили себе не раз, в иных устах и звучат по— иному. И конечно же, они смутились. Щеки их пылали, и больше всего им хотелось оказаться где-нибудь подальше.

— Ну да, конечно, — сказала наконец Дейз, уперев кулаки в пышные бока и с вызовом поглядывая на других Мудрых. — Я то же самое говорила, разве не так? У леди Фэйли есть голова на плечах. Дельная девушка, я это сразу сказала, как только она к нам приехала. Так и сказала.

Эдель фыркнула:

— Да кто же с этим спорит, Дейз? Я что-то не слышала. — И, обратившись к Фэйли, добавила: — У вас и вправду здорово получается.

Милла неумело присела:

— Спасибо, леди Фэйли. Я сама твердила людям то же самое, но когда вы сказали, это совсем другое дело…

Дейз прервала ее нарочито громким кашлем — видно, сочла такую откровенность чрезмерной. Милла покраснела еще сильней.

— Хорошая работа, миледи, — сменила тему Элвин, наклонившись вперед и пощупав предназначенную для верховой езды юбку. — Но у нас, в Дивен Райд, есть одна тарабонская мастерица, она может сшить для вас наряд и получше. Я с ней поговорю, если вы не возражаете. Теперь она шьет вполне приличные платья, что годятся для замужних женщин. — На лице ее вновь появилось материнское выражение — сочетание добродушия и неколебимой твердости. — Она чудесно шьет, вы уж мне поверьте. И конечно же, сочтет за честь сшить наряд для вас, тем паче у вас такая фигура, что работать с вами — одно удовольствие.

Дейз ехидно заулыбалась еще до того, как Элвин закончила говорить.

— Терилла Марза у нас, в Эмондовом Лугу, уже шьет для леди Фэйли полдюжины платьев. Причем одно из них бальное — вот уж красота.

Элвин выпрямилась, Эдель поджала губы, и даже Милла задумчиво опустила глаза.

Насколько понимала Фэйли, аудиенцию можно было завершать. Доманийскую мастерицу приходилось твердой рукой удерживать от попыток одевать Фэйли в наряды, годные для придворных празднеств в Эбу Дар. А идея сшить бальное платье принадлежала скорее Дейз, чем самой Фэйли. Фасон его был ближе к салдэйскому, чем к доманийскому, но что с того. Фэйли понятия не имела, куда его надевать, справедливо полагая, что балы в Двуречье заведутся не скоро. Мудрые же тем временем будут соперничать друг с другом и спорить, чья деревня лучше оденет леди.

Фэйли предложила своим гостьям чай и как бы ненароком обронила, что стоит подумать, как лучше приободрить людей. Это можно было воспринять как намек, и они заторопились, сожалея, что дела не позволяют им задержаться.

Наконец Мудрые направились к выходу, и Фэйли проводила их задумчивым взглядом. Последней, как обычно, шла Милла — словно девчонка, что плетется за старшими сестренками. Пожалуй, стоит поговорить об этом кое с кем из Круга Женщин с Таренского Перевоза. Каждой деревне необходимо иметь сильного, авторитетного мэра и уважаемую всеми Мудрую. Поговорить осторожно и деликатно. А то ведь когда Перрин узнал, что она говорила с жителями Таренского Перевоза о выборах мэра — почему бы селянам и не знать, что лорд и леди поддерживают верного человека, у которого голова варит? — так вот, когда он узнал… Перрин не из тех, кто легко впадает в ярость, но на всякий случай Фэйли предпочла запереться в своей спальне и не высовываться, пока он не остынет. А остыл он лишь после того, как она клятвенно обещала ему больше не вмешиваться в выборы мэра — ни открыто, ни за его спиной. Так-то оно так, но насчет Круга Женщин он ничего не сказал — наверное, просто забыл, — а стало быть, тут она ничем не связана. Пусть-ка его забывчивость сослужит ему самому добрую службу. И Таренскому Перевозу тоже.