Церковные Соборы в позднеантичной Италии (с хрестоматией) - Андрей Юрьевич Митрофанов

вошедшие в Квеснеллиану из Кодекса Феодосия. Среди них прежде всего следует отметить эдикт Грациана, Валениниана и Феодосия «Cunctos populos» от 27 февраля 380 г., адресованный населению Константинополя[118]. Направленный, по мнению П. Иоанну и Е. Ману-Нортье[119], некогда против фессалоникийской арианской общины и призванный подчеркнуть истинность никейского омоусианства ссылкой на столь влиятельных первоиерархов как папа Дамас и Петр Александрийский, фессалоникийский эдикт демонстрировал в VI в. безусловную тождественность православной веры и римской государственной традиции. Особенно важно было продемонстрировать эту тождественность для равеннского двора Теодориха, который, хотя и был арианином, однако всеми силами старался быть продолжателем традиций римской государственности. Ярким примером тому является вмешательство майордомов Теодориха Аригерна, Бедеульфа и Гудилы, по приказанию короля фактически спасших православного папу Симмаха, представлявшего италийский православный епископат, от вооруженных сторонников архипресвитера Лаврентия[120]. Бесспорно, Теодорих следовал примеру императора Гонория, предотвратившего подобную смуту в Римской Церкви на Равеннском Соборе в 419 году[121].

Примечательно также то, что в Квеснеллиану именно как в сборник декретов оказались помещены знаменитые в свое время законы IV в., направленные против еретиков; например в рукописях сразу же вслед за фессалоникийским эдиктом следует закон Валентиниана, Феодосия и Аркадия от 16 июня 388 г., адресованный префекту претория Татиану, в рамках которого запрещалось вести публичные дебаты относительно религиозных истин[122]. Хотя закон, по мнению Е. Ману-Нортье, первоначально преследовал цель оградить единство империи от вероучительных смут, сотрясавших общество почти весь IV в.[123], тот факт, что данный закон оказался в Квеснеллиане, может косвенно свидетельствовать о стремлении сохранить тот внешний политический нейтралитет между доминировавшей в Италии в VI в. Кафолической Церковью и остготским арианством. Вероятно, на основании анализа актов италийских Соборов начала VI в. можно говорить о том, что при Теодорихе этот нейтралитет был действительной реальностью (для сравнения стоит вспомнить ту борьбу между православными епископами северной Италии и арианами, которая началась в конце столетия при лангобардах). Впрочем, это лишь предположение, так как упомянутый закон логически завершали две конституции из Кодекса Феодосия, включенные в Квеснеллиану, которые представляли собой законы, направленные именно против еретиков. Один из них – закон Валентиниана, Грациана и Феодосия от 10 января 381 г., адресованный префекту претория Евтропию, который в свое время обеспечивал государственной поддержкой проведение антиарианских Аквилейского и Константинопольского Соборов, прямо запрещал предоставлять места для совершения служб последователям Фотина Сирмийского, собственно арианам и аномеям и провозглашал обязательность исповедания никейского вероопределения[124]. Данный очень ригористический закон в условиях Италии VI в., конечно же, нуждался в существенных комментариях, тем более, что никаких серьезных общин у фотиниан или аномеев тогда уже не существовало. Однако Квеснеллиана не предоставляет закону никаких глосс или схолий. Второй закон был более актуальным для эпохи, современной составлению Квеснеллианы, и представлял собой постановление Феодосия II и Валентиниана, адресованное префекту Рима Фаусту летом 425 г., запрещавшее внутри Рима исповедывать еретические и схизматические учения манихеев и математиков, то есть был направлен против магии и астрологии. По мнению Е. Ману-Нортье, данный закон юридически обосновывал традицию, в контексте которой антиеретическим санкциям подлежал тот, кто разорвет общение с Римским епископом[125]; в связи с этим становится понятным, почему подобный закон оказался в Квеснеллиане: именно он обосновывал в тот момент в пределах Италии церковное главенство Римского епископа.

Квеснеллиана является одним из тех канонических сборников ранневизантийского времени, в котором единство Церкви и государства по отношению к еретикам выражается наиболее явственно, подтверждением чему служит наличие в рукописях Квеснеллианы эдикта, изгнавшего из Рима еретика Целестия по решению императора Гонория в 418 году[126]. Вероятно, помещение в Квеснеллиану данного документа частного характера было обусловлено тем, что в глазах понтификальных нотариев начала VI в. документ представлял собой прекрасный прецедент, сослаться на который можно было бы всегда при первой возможности[127]. В состав Квеснеллианы оказались включены также конституции Маркиана, адресованные Халкидонскому Собору, послание «О Вере» св. Амвросия Медиоланского к Грациану и исповедание веры папы Дамаса 378 г., что лишь подтверждает тот факт, что не только дисциплинарная, но, прежде всего, вероучительная проблематика оказалась востребована в начале VI в. в рамках правовой кодификации, осуществлявшейся в Римской Церкви[128].

Большую часть собственно канонического материала Квеснеллианы составляют папские декреты Римских епископов IV–V вв., в то время как Соборная история Италии этого же периода нашла свое отражение только в двух посланиях, первое из которых является посланием Медиоланского Собора 393 г. к папе Сирицию, а второе – посланием Медиоланского Собора 451 г. к папе Льву. По-видимому, авторов Квеснеллианы особенно не интересовало местное предание италийских диоцезов, они готовили унификацию канонической системы по римскому образцу. Неслучаен в связи с этим выбор именно этих Соборных посланий: оба Медиоланских Собора адресовали свои послания Римскому епископу, поэтому в состав Квеснеллианы могли включить первые попавшиеся документы, иллюстрировавшие Соборную активность предшествовавшего времени. Анализируя списки Квеснеллианы, следует согласиться с Ж. Годме, который, указывая на галльское происхождение практически всех списков, утверждал, что коллекция стяжала популярность в Галлии в большей степени, чем в Италии, и сохраняла ее вплоть до второй половины VIII в.; однако данное обстоятельство не может подвергнуть сомнению италийское происхождение сборника, в пользу чего высказывались Л. Дюшен и Ф. Маасен[129].

«Collectio Quesnelliana», как образец сборника декретов, конечно же нуждалась в существенном дополнении такими каноническими материалами, которые представляли бы собой не столько завершенные юридические нормы, сколько текущую документацию, иллюстрирующую сложнейшую историю становления италийских диоцезов в IV–V веках. Именно такую цель преследовало на протяжении всей первой половины VI столетия появление второй группы нескольких канонических сборников, объединяемых исследователями в две подгруппы, на основании взаимозависимости их редакций[130]. Первая подгруппа таких канонических сборников, бесспорно, предлагает собрание «Collectio Sanblasiana» (Святого Власия) в качестве основного памятника. Собрание получило свое наименование от Лавантальского монастыря в Каринтийских Альпах, откуда ведут происхождение три основных списка сборника (Mss. BNF. Lat. 1455, 3836, 4279). Среди них наиболее ранним и полным является кодекс BNF. Lat. 3836 (m/f 261), датируемый VIII в., прочтение которого дает исчерпывающее представление о характере документов, зафиксированных в собрании. Собрание Святого Власия предлагает вначале латинскую редакцию грекоязычных Соборов, как четырех Вселенских, так и Поместных, а затем разворачивает калейдоскопическую панораму безусловно апокрифических документов, которые призваны проиллюстрировать историю Римской Церкви в первой половине IV в., т. е. в эпоху, современную большинству из представленных греческих Соборов. Большая часть этих документов была составлена в эпоху папы Симмаха, когда папа, боровшийся против Лаврентия, пытался склонить на свою сторону короля Теодориха. Именно тогда некоторые местные предания Римской кафедры облекаются в форму документов, будто бы оставленных христианскими предками. Среди этих апокрифов первое место занимают акты т. н. Синуесского Собора,