Несравненная Ябеда-Корябеда - Александр Семёнов

Даже не сбившись с такта, оркестр зашёл в особняк. Звуки симфонии № 5 композитора Бетховена стихли.

Пароходов замер на своём наблюдательном пункте. Что-то сейчас произойдёт?

Но минута проходила за минутой, а всё было тихо. Мало того, окна особняка были плотно зашторены, и увидеть, что происходит внутри, было невозможно.

Наконец из глубины особняка приглушённо послышалась мелодия развесёлой «У самовара я и моя Маша». В исполнении симфонического оркестра.

Пароходов устроился поудобнее, стараясь в щель между шторами разглядеть какое-то движение в доме.

А оркестр начал наяривать знакомую главе администрации с детства песенку:

Одновременно кто-то сорвал штору и начал крутить ею над головой.

Чтобы лучше видеть, Пароходов забрался на стул. И его взору предстала ужасная картина.

Лучшие ученики города устроили настоящую свистопляску.

Примерные школьники, дисциплинированные отличники вытворяли невесть что. Они прыгали, орали, опрокидывали мебель, дрались, плевали, били посуду.

Симфонический оркестр слаженно, как по нотам, дубасил остальных музыкальными инструментами. Размахивая дирижёрской палочкой, как саблей, оркестр вёл в бой Андрей Мошкин. Вёл до того самого момента, пока ему в ухо не влепили конфетой «Вечерний звон».

Автор меткого броска – Макар Пружина на радостях сорвал карниз для штор. И, как с шестом, стал прыгать до самого потолка. Но там висели липкие ленты. Поэтому вскоре он оказался замотан ими с ног до головы и затих.

Пароходов был потрясён увиденным до глубины души.

– Это наша гордость?! Лучшие школьники?! – Чтобы лучше видеть, он залез на шкаф.

Но всё же не все буянили и вели себя как помешанные. Вот серьёзный мальчик, в очках, из школы № 2. Он задумчиво пытается поджечь штору.

Или нет – вот миленькая девочка-скрипачка. Она широко раскрытыми глазами смотрит на свой родной симфонический оркестр.

– Разве можно так драться? – в изумлении шепчет она. – ВОТ КАК НАДО!

Юное дарование выхватывает у беззащитного Макара Пружины карниз и трескает его по голове.

Но нет! Всё же есть в этой угнетающей картине светлое пятно. Ира Карельштейн! Она неторопливо развязывает бисквитно-кремовый торт. Аккуратно нарезает «Фантазию» на небольшие куски. Как раз по числу участников встречи. Затем двумя пальчиками подносит кусок одному из гостей. И всей пятернёй размазывает бисквит с кремом тому по лицу. И так все тридцать кусков. И тридцать гостей.

В стороне от всей этой суматохи, в углу, сидела в кресле Ябеда-Корябеда.

Заметив волшебницу, Пароходов стал озираться вокруг: «Куда бы ещё забраться?»

Наилучшим местом была конечно же люстра. И глава администрации вскарабкался на неё.

Отсюда хорошо была видна сияющая счастьем Ябеда-Корябеда. Её умилённое выражение лица. Одно из окон было уже разбито. Поэтому можно было услышать наполненные любовью слова злой волшебницы: «Ах вы, мои золотые! Наконец-то! Дождалась!»

Стремясь получше расслышать, Пароходов на своей люстре подался вперёд. Чтобы сохранить равновесие, схватился за рожок…

Но с недавних пор рожка там не было. На его месте была пустота.

И глава администрации рухнул на пол…

Во второй половине дня Коврижкин навестил Пароходова в больнице. Тот лежал весь забинтованный. На тумбочке в банке с водой стояли астры. Те самые, которые накануне глава администрации приклеил ко лбу для маскировки.

Падение с высоты самым неожиданном образом сказалось на главе администрации. Он заговорил каким-то возвышенным стилем. Может, проявилось древнеримское происхождение?

– О небеса! О боги! – Пароходов пыхтел от негодования, как какой-нибудь Паровозов. – Каким ядом одурманила коварная невинных отроков?!

– Да нет, яд тут ни при чём, – возразил Ваня. – Дело в телефонной будке.

И он рассказал Пароходову о злокозненной придумке Ябеды-Корябеды с «Вверх тормашками». О том, как испытал на себе действие коварного телефона-автомата. О том, почему так изменились ребята в гостях у злой волшебницы.

– После ухода ребят она поставила будку на прежнее место, – закончил свой рассказ Коврижкин.

– О, горе нам! – возвёл забинтованные руки вверх Пароходов. – Вместо отмеченных печатью добродетели мы получили тридцать хулиганов! О небо! За что ты прогневалось на нас?..

– Не волнуйтесь, – остановил его Ваня. – С ребятами всё в порядке. Злая волшебница кое-что не учла…

30. Какую ошибку допустила Ябеда-Корябеда!

– Значит, всё нормально? – осведомился Пароходов обычным тоном. – Жаль, но мы не можем привлечь Ябеду-Корябеду к ответственности. У нас нет доказательств. – Но это средоточие зла и пороков мы сокрушим! – В Пароходове вновь проснулся древний римлянин. – Я хочу сказать, что будку эту мы завтра уберём, – пояснил он Ване. – Ведь завтра меня уже выпишут. Ничего особенного не было – одни ушибы.

Радостный Коврижкин вышел из больницы.

«Ну вот, уже завтра этого телефона-автомата не будет. А нельзя ли использовать зловредный аппарат на какое-нибудь доброе дело? – задумался он. – У нас ведь достаточно двоечников и озорников. И если они побывают в телефонной будке…»

– Нет! – вслух отверг Ваня заманчивую мысль. – Так нельзя! Каждый сам должен решать, каким ему быть.

И тут он вспомнил о несчастном Митрофане.

– Вот кому можно помочь этой штуковиной!

Кот Митрофан всё так же неподвижно сидел на лавочке, уставившись в одну точку. Лапами он по-прежнему намертво сжимал рожок от светильника.

Коврижкин бережно взял беднягу. И осторожно, чтобы даже кончики пальцев не оказались в будке, поместил Митрофана в «Тормашки».

На следующее утро «Укромные новости» поместили большую разоблачительную статью. Под названием «Злая волшебница под маской доброй феи».

В ней говорилось о вчерашних событиях в особняке Ябеды-Корябеды, излагался коварный план, задуманный злой волшебницей, рассказывалось о «Тормашках».

Конечно же не остался в стороне и Буреломов. Его стихи были напечатаны на видном месте.

– Наш поэт-«вдалист»! – рассмеялся Коврижкин. – Нет, вернее, наш поэт-«вдальтоник»… Но где-то должно быть и моё объявление. – Ваня перевернул газету. – Вот оно!