Русская военно-промышленная политика. 1914-1917. Государственные задачи и частные интересы - Владимир Поликарпов

Одновременно с ГАУ в процессе подготовки к войне расширением производства вооружений занимались другие ведомства — горное и морское.

Пермский пушечный завод выпускал стальные и чугунные снаряды почти всех принятых калибров (от 57-мм до 12-дм), но такое отсутствие специализации считалось неправильным. В 1911 г. была намечена реорганизация горных заводов: предполагалось сосредоточить на Пермском заводе производство лишь крупных (до 14 дм) снарядов, для чего следовало построить новые мастерские (2,4 млн. руб.), а на других горных заводах (Александровском, Златоустовском, Верхнетуринском) усилить их снарядные отделы (1 млн.). Закончить сооружения и дооборудовать заводы намечалось не позже 1916 г. 23 июня 1913 г. проект развития казенных горных заводов, оцененный в 10,6 млн. руб., получил силу закона. В основном это ассигнование должно было пойти на Пермский завод (9,2 млн., в том числе 5 млн. — на создание отдела дальнобойных пушек в 12–14 дм). Сверх 10,6 млн. горным заводам было предоставлено 3 млн. руб. на завершение переоборудования металлургических производств.

К войне на Пермском заводе была готова новая закалочная мастерская для снарядов в 8–12 дм, на Александровском (Олонецкий округ) — также закалочная и установлен новый пресс для штампования снарядов (мощностью в 750 т), на уральском Кушвинском (Гороблагодатский округ) пущена построенная в 1910–1913 гг. вторая мартеновская печь. В Златоустовском округе рост производства первоначально достигался за счет дополнительного оборудования заводов и их кооперирования (металл Саткинского, предварительная отделка на Кусинском, окончательная на Златоустовском), что позволило во второй половине 1914 г. удвоить выпуск снарядов.

Скандалом закончилась попытка завладеть Пермским заводом банковскими группировками, взявшими на себя намеченное правительством развертывание там выпуска тяжелых дальнобойных орудий. Отклонив предложение Русско-Азиатского банка об аренде завода, Совет министров не уступил даже и давлению со стороны французской фирмы «Шнейдер», также навязывавшей свои услуги. Лишь как жест доброй воли в отношении союзника было принято предложение этой фирмы взять на себя устройство отдела крупной артиллерии, но это участие ее было ограничено единовременным заказом оборудования, и притом обставлено такими техническими условиями, которых «Шнейдер» не мог выполнить самостоятельно. Фактически фирме удалось — только при нажиме со стороны французского правительства — добиться для себя роли посредника при закупке оборудования у английских пушечных заводов, а предложенный ею последующий платный «постоянный технический надзор» не был принят. С началом мировой войны французская фирма изыскала возможность уклониться от исполнения своих обязательств, что задержало переоборудование.

Но и независимо от этого шага фирмы «Шнейдер» сооружение на Пермском заводе отдела дальнобойных пушек пришлось прервать в сентябре 1913 г., чтобы повысить главный калибр морских орудий с 14 до 16 дюймов. Строительство остановилось в самом начале (были вырыты котлованы, заготовлены бутовый камень для фундаментов, кирпич, лес) и возобновилось лишь весной — летом 1915 г., когда на продолжение работ было отпущено 9,2 млн. руб. (но и на этом ассигнования не закончились).

С другой стороны проявила интерес к Пермскому заводу фирма «Виккерс», приступившая с 1913 г. к устройству предприятия той же специализации в Царицыне (Русское а. о. артиллерийских заводов, РАО A3). Английский конкурент предпринял безуспешную попытку запретить установление выпуска на Пермском заводе орудий калибром свыше 14 дм, а также вообще расширение казенных пушечных заводов (Обуховского и Петербургского орудийного).

В целом же источники не подтверждают мнения, будто «мировая война застала русские заводы врасплох» или будто в 1914 г. ГАУ «совершенно не занималось» развитием производства на казенных заводах, что «ключевые» постановления о заводах состоялись не ранее конца 1914 г. — версия, восходящая к выгораживанию великих князей Верховной следственной комиссией. В действительности уже летом 1914 г. не только велось поспешное расширение заводов, предусмотренное «Малой» и «Большой» программами военного ведомства, но и намечалось создание иных объектов. Не теряло времени и морское ведомство.

Однако при достигнутом на деле уровне готовности страны к военным испытаниям решение правительства о вступлении в войну означало — как показало все последующее — либо отсутствие способности трезво оценить степень риска, либо, как сказал бы П.Н. Милюков, «измену» патриотическому долгу в силу личных карьерных соображений министров и генералов.

Совет министров вполне понимал неготовность к войне. На заседании 10 июля 1914 г. глава землеустроительного ведомства А.В. Кривошеий сожалел, что «программа нашего вооружения не закончена», и сомневался, «способны ли будут наши армия и флот равняться с Германией и Австро-Венгрией. Наши промышленные и культурные достижения, — говорил Кривошеий, — были настолько различны с вышеназванными странами, что для нас невозможно в настоящее время достигнуть даже одинакового уровня с ними». Сухомлинов и морской министр И.К. Григорович подтвердили, что программы не закончены и что не приходится рассчитывать на «превосходство наших сил в случае возникновения конфликта с Тройственным Союзом». Министр финансов П.Л. Барк, уходя с заседания, сказал Кривошеину, что его «чрезвычайно тревожила» нависшая опасность: «Я очень сомневаюсь, чтобы военное и морское ведомства оказались на высоте современных требований; война с Японией показала, насколько наша военная техника отстала во всех областях, и если нам тогда с маленькой Японией не удалось справиться, то тем менее мы будем в силах сражаться с таким организованным противником, как Германия, даже если бы мы за восемь лет и улучшили наше военное снаряжение». Кривошеий ответил, что «он также смотрит очень мрачно на исход вооруженного столкновения».

Оба министра, как и главы военных ведомств, таким образом оценивая результат военно-технической подготовки к грозящему столкновению, подвели катастрофический итог. Оставалось признать, что надвинулся момент, когда за сохранение мира «не могла быть чрезмерной любая цена», так как грозила «война на уничтожение», едва ли не «гибель цивилизации». Но они удовлетворились выражением бессильного сожаления — «нас все равно заставят воевать» — и “самоуспокоительной демагогией: «Единственная надежда остановить Германию — это спокойная решимость и готовность начать военные действия».

В конце ноября 1914 г. Карла Густава Маннергейма, командовавшего в то время лейб-гвардии драгунским полком, «чрезвычайно удивил» своим пессимизмом командир корпуса В.М. Безобразов. «Скоро нам придется драться просто дубинами», — предсказывал он. И оказался провидцем: летом 1915 г. немецкое командование получало донесения о взятых в плен солдатах, вооруженных только деревянными дубинами. «Из набранной огромной орды номинально в 6 250 000 солдат по меньшей мере треть в начале 1915 г. не могла быть снабжена винтовками».[25]