Великолепно! - Джулия Куин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Немногие женщины обладают такой красивой грудью, как у вас. Какая жалость, что вы ее прикрыли.
Эта реплика заставила Эмму еще крепче прижать к себе подушку. Алекс хмыкнул.
– К тому же, – продолжил он как ни в чем не бывало, – вы не можете скрыть от меня то, что только что показали всему Лондону.
«Если не считать того, что весь Лондон не побывал в моей спальне», – подумала Эмма раздраженно.
– Право, не знаю, Мег, как я должен называть вас теперь – Эмма? Вам не убедить меня в том, что вы немы: сегодня днем я уже был свидетелем проявления вашего пылкого характера, и, конечно же, вам есть что сказать.
На этот раз Эмма действительно сказала – первое, что пришло ей в голову:
– Боюсь, меня сейчас вырвет.
Это замечание совершенно сбило Алекса с толку, и он быстро поднялся со стула с выражением панического ужаса на лице.
– Боже! – Герцог поспешно оглядел комнату в поисках какой-нибудь емкости, но, ничего не найдя, снова перевел взгляд на Эмму. – Вы в самом деле так плохо себя чувствуете?
– Нет, хотя ваше присутствие вызвало бурление у меня в желудке.
На этот раз Алекс все же почувствовал смущение. Американская девчонка постоянно приводила его в недоумение, и он счел это немалым подвигом. Другую он бы задушил за подобную дерзость, но Эмма выглядела такой невинной и столь соблазнительной… Единственное, что он мог себе позволить в сложившейся ситуации, – это засмеяться.
– Случалось, женщины говорили мне о тех чувствах, которые я способен у них вызвать, но никогда не упоминали о тошноте.
Эмма невольно хмыкнула.
– Лучше скажите, что, ради всего святого, вы здесь делаете? – спросила она наконец.
– Разве не очевидно? – Глаза Алекса сверкнули. – Я пришел сюда из-за вас.
– Из-за меня?
Эмма поежилась. Тем не менее она все еще надеялась, что произошла ошибка.
– Но вы ведь меня даже не знаете.
– Вы правы, – ответил Алекс задумчиво. – Но я встретил кухонную служанку нынче днем, и она была чертовски похожа на вас: те же рыжие волосы и фиалковые глаза… Она показалась мне очень страстной и просто не могла от меня оторваться, целуя всюду, куда позволяла забраться фантазия.
– Я этого не делала! – воскликнула Эмма. – Как вы смеете делать подобные намеки!
Алекс поднял бровь:
– Значит, вы признаете, что побывали нынче днем в моей коляске?
– Вы и так это знаете, поэтому нет смысла отрицать.
– В самом деле. – Алекс откинулся на спинку стула. – А теперь, – сказал он, – я хочу услышать исчерпывающее объяснение, почему на вас оказался костюм служанки и почему вы разгуливали по Лондону без сопровождения.
– Что?! – воскликнула Эмма, впадая в ярость.
– Я жду вашего объяснения. – Его голос выражал железную решимость.
– Ах вы, наглый мерзавец! Вы его не получите! – Голос Эммы звенел от возмущения.
– В гневе вы просто прелестны.
– Зато вы отвратительны в своем спокойствии. Я считаю ваше поведение более чем вызывающим. Возможно, вы решили нанести урон моей репутации, но я всегда веду себя так, чтобы мной могли гордиться мои родственники.
Видя, как Эмма взволнована, Алекс ощутил некоторую неловкость. Ее глаза были полны непролитых слез, а волосы в неверном и трепетном свете свечи вспыхивали огнем.
Его омыла волна нежности, и он с трудом подавил желание заключить ее в объятия. И разумеется, ему хотелось утешить Эмму, защитить, а вовсе не погубить ее репутацию. Теперь он даже не мог сказать, что заставило его прийти сюда.
И тут неожиданно Алекс понял, что если позволит себе поддаться возникшему в его душе чувству, Эмма сможет причинить ему боль и ранить его глубже, чем кто-либо другой. Он попытался взять себя в руки.
– Не сомневаюсь, ваши дядя и тетя имеют все основания гордиться вами, – сказал он голосом, полным сарказма. – Половина светского общества Лондона, точнее сказать, его мужская половина, уже и сейчас у ваших ног. Уверен, до конца месяца вам сделают с полдюжины предложений, и вы без труда сможете обрести мужа с титулом и состоянием.
Эмма пожала плечами:
– Как вы можете предполагать такое – вы ведь меня абсолютно не знаете.
– Вы женщина, и этим все сказано.
– Разве?
Алекс заметил, что кожа Эммы порозовела от гнева, грудь взволнованно поднималась при каждом вздохе. Она выглядела обольстительно, но он все же попытался обуздать свое желание.
– Женщины, – принялся он терпеливо объяснять, – с восемнадцати до двадцати одного года все свое время проводят, совершенствуя светские манеры и таланты, а когда решат, что готовы выйти в свет, посещают светские вечера, хлопают ресницами, мило улыбаются и пытаются подцепить мужа. Чем больше титул и количество денег, тем лучше. Попавшись в сеть, бедняга часто даже не сразу понимает, что с ним произошло.
Эмма поморщилась.
– Не могу поверить, что вы это сказали.
– Неужели мои слова вас оскорбили?
– Вне всякого сомнения.
– Обижайтесь не обижайтесь, таков порядок вещей, и ни вы, ни я ничего тут не можем изменить.
Внезапно Эмма почувствовала, что ее гнев прошел и сменился жалостью.
Что-то печальное должно было случиться с человеком, если он стал таким черствым и циничным…
– Неужели вы никогда никого не любили? – спросила она тихо.
Алекс вскинул голову, посмотрел Эмме в глаза и удивился, заметив в ее взгляде сочувствие.
– А вы? Вы считаете себя экспертом в этом деле? – спросил он так же тихо.
– Я стану им, когда полюблю, а до тех пор у меня есть кого любить – отца, дядю Генри, тетю Кэролайн, Белл и Неда. Лучшей семьи нечего и желать. Нет на свете того, чего я бы для них не сделала.
Алекс подумал, что не стал бы возражать, если бы его включили в эту группу привилегированных особ.
– У вас ведь тоже есть семья. – Эмма вспомнила свою встречу с сестрой герцога. – Разве вы не любите своих родных?
– Люблю, разумеется…
Впервые за все это время выражение лица Алекса смягчилось, и Эмма не могла не заметить, что глаза его засветились нежностью при мысли о близких.
Однако он тут же усмехнулся:
– Возможно, вы правы. Возможно, на свете есть пара женщин, достойных любви. К несчастью, я с ними связан узами близкого родства.
– Кажется, вы этим напуганы, – заметила Эмма дерзко.
– Что?
– Да-да, вы, несомненно, напуганы. Гораздо легче сторониться людей, чем любить их. Если вы отгородитесь от людей прочными стенами, никто не осмелится подойти близко, чтобы разрушить эту твердыню, но такому гордецу грозит одиночество. Вы согласны?