Стоит только замолчать - Джесси Болл

Судьи объявляют заседание закрытым. На следующий день судебный процесс продолжится.

день второй

Оду Сотацу вводят в зал. Он садится. Он, обвинитель Саито и защитник Утияма ждут, пока войдут судьи. Один за другим судьи входят в зал и рассаживаются. Судьи объявляют: принято решение, что, поскольку в целом общий смысл фраз, которые содержатся в признании, вполне совпадает с общим смыслом обвинительного заключения, будет законно и обоснованно счесть, что признание фактов, которые изложены в признании, ничем не отличается от признания фактов, которые изложены в обвинительном заключении, и что в данном случае следует в практических целях счесть, что это так.

На этом судебный процесс прерывается до завтра, а на следующий день обвинитель Саито изложит свои аргументы.

состояние господина оды

Стало известно, что на прошлой неделе Ода Сотацу в какой-то момент совершенно перестал есть. На момент начала судебного процесса его пост длился четвертый или пятый день. В радикальных газетах это называют голодовкой. Называют, по нашему мнению, необоснованно, поскольку нет ощущения, что у поста господина Оды есть какая-то цель или какие-то мотивы. Г-н Ода определенно не заявлял вслух о каких-либо мотивах.

атмосфера в префектуре

Живя в регионе во время процесса, я наблюдал колоссальный всплеск эмоций. Велика надежда на то, что процесс, возможно, подтолкнет г-на Оду раскрыть местонахождение жертв Исчезновений в Нарито. Однако совершенно неизвестно, действительно ли он его раскроет. Некоторые люди из юридических кругов даже одобряют идею затянуть судебный процесс в надежде, что оказываемое им специфическое давление поможет выжать из Оды полную информацию. Неясно, сработает ли это. Со всей определенностью складывается впечатление, что к отбору лиц, участвующих в процессе, подошли, не жалея усилий. Кроме того, пока не объявлены результаты предварительного следствия обвинителя Саито. Вполне вероятно, что он раскопал информацию, которая может пригодиться.

[От инт. Здесь я намеревался привести для вас еще кое-какие выдержки из репортажей Ко Эйдзи, но ловлю себя на желании снова и снова вмешиваться, внося разъяснения. Итак, мы с вами продолжим путь вместе неторопливо, как бы пешочком. Я решил, что попробую разыскать г-на Ко; собственно, мне удалось найти г-на Ко, и он согласился поговорить со мной о процессе. Результаты этого интервью приведены ниже.]

[Это интервью состоялось в собственном доме Ко Эйдзи, облупленной постройке в южной части Сакаи. Открыла мне его дочь, но немедленно ушла, как только удостоверилась, что меня удобно устроили и проявили ко мне гостеприимство всяческими способами. Мы сидели у длинной череды окон, выходящих на залив. Старый журналист объяснил, что любит сидеть здесь по утрам, но днем становится чересчур шумно, и тогда он уходит на дальнюю половину дома. Я сказал ему, что интервью, вероятно, так долго не затянется.]

≡

инт.: Господин Ко, я хотел бы знать, дадите ли вы какое-то объяснение последним дням процесса Оды Сотацу. В свое время ваши репортажи о нем производили большой фурор и их перепечатывали газеты всей страны. Как развивались события?

ко: Он просто отказывался говорить. Полагаю, было много вещей, которые он мог бы сказать. Ничего из этого он не сказал. Кроме момента, когда его заставили говорить – это было в начале процесса, – он больше ни разу ничего не сказал. Человеку, находящемуся под стражей, явно не следовало бы так себя вести, а человек невиновный определенно не стал бы так себя вести. Все это противоречило здравому смыслу. Если это была шутка, то самая странная шутка на свете, и чтобы ради нее человек рисковал своей жизнью, и чтобы было совершенно неясно, в чем ее соль? Ума не приложу.

инт.: Некоторые говорили, что насильственное кормление, к которому прибегали… что оно могло разжечь в нем упрямство. Вы разделяете это мнение?

ко: Несомненно, на пятый день процесса, когда из-за воздержания от пищи он почувствовал себя совсем плохо, – тогда-то его и начали кормить. Думаю, его манера держаться явно изменилась. Хотя, на первый взгляд, он вел себя по-прежнему, вид у него был какой-то смирившийся. В его глазах удавалось прочесть даже меньше, чем раньше.

инт.: И все вы надеялись, что он начнет говорить о жертвах?

ко: Судьи многократно и пространно допрашивали его о жертвах. Все усилия были безрезультатны. Его собственный адвокат, по-моему, это был Яно Харуо, защитник…

инт.: Это был господин Утияма, по-моему.

ко: О да, боже мой, столько лет прошло. Утияма Исао. Он, кажется, умер. Всего несколько лет назад. Отец большого семейства. Они всегда жили в Сакаи, по-моему, много поколений.

инт.: Вы начали говорить о том, что защитник…

ко: Защитник, дайте подумать… ах, да, защитник даже пытался его уговаривать: расскажите все, пожалуйста, расскажите все, это будет наилучший выход для вас и для всех, кого это затрагивает. Он и впрямь был хороший человек, очень хороший, справедливый человек, Утияма. Его очень уважали. Он перепробовал с Одой все возможные способы, все, что мог. Спустя много лет я поговорил с ним об этом наедине. Он очень сожалел, очень сожалел из-за всей этой истории. Некоторые обвиняли его. Несправедливо, но… что ж, некоторые его обвиняли. Утияма сказал мне, что много лет хранил у себя дома портрет Оды, все время, пока практиковал, просто как напоминание: как мало мы знаем о людях, о своих собратьях. Всегда остается что-то, чего мы пока не знаем.

Знаете, что он мне сказал? Что сказал Утияма? В день ухода на пенсию он порвал портрет и выбросил. Больше не желал его видеть. Думаю, он считал, что пытался что-то предпринять на процессе Оды. Умолял его заговорить и объяснить его действия. Но Ода остался равнодушен к его словам.

инт.: И каков был результат?

ко: Результат был такой, что процесс завершился. Он не желал говорить, а факты выглядели относительно очевидными. В своем признании он утверждал, что оттуда-то и оттуда-то были уведены двенадцать жертв, всю эту информацию невозможно было найти ни в одном другом месте – ни в газетах, ни где-то еще. По-моему, газеты знали только о некоторых жертвах. Есть некий груз на совести, есть проникновение в тайну, которое должно произойти, – и вроде бы вот оно. Одного лишь признания никогда не бывает достаточно или не должно быть достаточно. Возможно, иногда достаточно. Но так не должно быть. В данном случае было и кое-что еще. Все эти люди пропали. Вы должны понять, мы очень беспокоились. Все в Сакаи, в префектуре Осака, все мы очень беспокоились.

инт.: Понимаю, я могу это по-человечески понять.