Дневники Счастливого холостяка - Павел Соболев

— Ты не бойся, — горько усмехнулась она, — мы с тобой хоть на следующий же день на развод подадим. Мне просто важен сам факт, чтобы хоть раз замужем побывать. Фамилию сменить…

Я спросил, в курсе ли она, что фамилию можно просто сменить, без замужества?

— Это не то, — ответила Надя. — Это нечестно. Я должна сменить фамилию именно по замужеству, иначе я будто проиграла…

Кому проиграла? Для кого готовишь отчёт?

— Себе проиграла.

Не хотел в тот момент говорить ей грубостей, не в том состоянии она была.

— А как же Андрюша? — спросил я.

— А что Андрюша? — удивилась Надя. — Ему без разницы.

— Ты его любишь?

— Уже не знаю…Я внезапно открыла для себя, что могу быть сволочью. Что стоило закончиться хорошим материальным условиям, которые мне обеспечивал человек, так моя любовь к нему сразу стала проходить. — Выдерживает драматическую паузу и добавляет — Вот таким я дерьмом могу быть, оказывается…

Закрыв глаза на всю неадекватность ситуации, я сказал, что лучше нам вернуться к этому разговору ближе к её тридцатилетию.

Формальности… В этом вся женщина. Казаться, а не быть — для неё это важнее. Казаться счастливой женой важнее, чем быть ею. Отсюда вся любовь женщины к бумажкам и печатям. Её с детства учат беспокоиться только о внешности, потому внешняя сторона дела для неё всегда важнее.

Жизнь шла своим чередом. Я путешествовал по стране и зарубежью, по ростовам и парижам, по тюменам и по ниццам. Встречался с девушками, занимался любимыми делами и был счастлив. И вот я наконец-то ужинаю с Надей в своём любимом баре. Она вертится по сторонам и говорит, какая мы восхитительная пара на фоне других. Я вижу её вживую второй раз в жизни, остальное — четыре года переписки и телефонных разговоров, но ощущение, будто знаю её всю жизнь.

Но знаю ли? Что я о ней знаю? Только то, что рассказывала она сама, хоть порой и весьма откровенно и даже нелицеприятно. Но всё же… Одно из непронумерованных правил, выведенных опытным путём, гласит: если знаешь о человеке в основном с его собственных слов, то не знаешь о нём ничего.

Хотя что-то, наверное, всё же о ней знаю. К примеру, знаю о том, что в этот вечер, пока её Андрюша по-прежнему вкалывает где-то с белыми медведями, она постарается вложить в своё обаяние по максимуму — и даже то, чего отродясь не было.

Скепсис — великая штука. Освещает сложные вещи с нужного ракурса.

Плотоядный паучок с красивым узором на спинке судорожно ощупывает растянутые нити своей паутинки, чтобы понять, за какую дёрнуть в нужный момент.

Вот она рассказывает, что в последнее время безумно полюбила вышивку. Вот она рассказывает, как брала уроки испанского языка. Вот она рассказывает, как освоила гитару и обожает исполнять под неё песню на стихи Асадова. Даже тихо напевает строчку со словами:

Я могу тебя очень ждать

Долго-долго и верно-верно.

И ночами могу не спать

Год и два, и всю жизнь, наверно…

Вот она вдруг рассказывает, какая она верная, преданная до чёртиков. Я только улыбаюсь и пью вино. Порой эти провинциальные девчушки заплывают за буйки с надписью "Комедия" и сами того не замечают. Удивительным образом каждая из них принимается демонстрировать себя как некую беспрецедентную в современном мире ценность, как некую неслыханную верность, но юмор в том, что внушают они это мне, убеждённому холостяку. К чему мне их собачья преданность? Я не пограничник и не кинолог.

Но не верят они в мою холостяцкую убеждённость, не верят, хоть убей)))) Причём не верит фактически каждая вторая))) Оно и понятно, ведь каждая из них — жертва иллюзии собственной исключительности. Они верят, что я весь из себя такой холостяк просто потому, что до сих пор не встретил пресловутую "свою единственную". Ну и, конечно же, этой единственной непременно окажется именно она, единственная, исключительная)))) Сколько их таких было, единственных и исключительных? Да уж за несколько десятков перевалило. Завидую их энтузиазму.

Мне весело, я сдерживаю улыбку, слушая похвальбу Нади о её собственной верности. Ох, уж эти девчушки… Пока её почти-муж вкалывает где-то с белыми медведями, она поёт оду собственной верности его запасному варианту здесь, в уютном баре. Жизнь забавами полна. У неё, определённо, есть чувство юмора.

Допивается уже вторая бутылка вина и докуривается второй кальян.

Помню, как она как бы случайно касается моей руки и на секунду задерживает касание. Помню, долго смотрит мне в глаза. Помню, уже идём по ночному городу хмельные, и она, сказавшись уставшей, смеётся, обнимает меня за шею и говорит, чтобы я её нёс. И я несу. Она крепко обнимает мою шею и ворчит, что я слишком неумело её несу. Помню, она видит бригаду из трёх проституток на другой стороне улицы, перебегает к ним и начинает весело расспрашивать, сколько они зарабатывают и можно ли с ними попробовать постоять?

Я смотрю на неё и мне весело. Подобные шебутные девчонки всегда меня восхищали. Реальное воплощение активной жизни, смотрящее широко распахнутыми глазами по сторонам и удивляющееся всему новому. Особенно забавным было то, что чёрные кожаные куртки выглядели почти одинаково что у потрепанных проституток, что у Нади.

Когда подъехали какие-то "Жигули" с нашими братьями-таджиками, Надя, расталкивая девчонок локтями, прорывалась к приспущенному окну с возгласами "Можно мне попробовать?! Мне интересно!" В то момент, улыбаясь во всё лицо, я жалел лишь о слишком плохой видеокамере в своём телефоне, чтобы всё это снять.

Дальше был ещё один бар, ещё немного бенедиктина и куантро и подсаживания Нади за столики к одиноким мужчинам с целью пофлиртовать, поясняя моё присутствие за барной стойкой тем фактом, что я её брат. Потом мы шли дальше по ночному городу, она, хмельная, пританцовывала вокруг меня и бойко рассказывала что-то весёлое, а я не мог на неё насмотреться. Я был восхищён ею.

— Мне этот вечер, как воздух, был необходим. Я же больше года дома безвылазно сидела. Из мужчин с Андрюшей только и общалась… А мне хочется знать, что и другие на меня будут смотреть.

Ночная Исеть шумит где-то справа от нас, и звуки нечастых автомобилей проносятся мимо.

— Знаешь, наверное, мы с тобой в последний раз вот так погуляли, — внезапно говорит она, и лицо её перестаёт быть лучезарным.

— В смысле? Это вдруг почему?

— Андрюша на следующей неделе идёт со своей разводиться… — Она смотрит мне в