Смерть в белом галстуке. Рука в перчатке - Найо Марш

У лорда Роберта дрогнуло сердце. Он разместил свой стул весьма обдуманно, оставив место между собой и левым подлокотником дивана. Сейчас в это пространство вдвинулась чья-то тень. Это был мужчина. Он стоял спиной к освещенной эстраде и подался немного вперед, словно ища глазами кого-то в темноте. Лорд Роберт тоже чуть подался вперед и издал звук, напоминающий храп. Правая рука его подпирала голову, и сквозь пальцы он наблюдал за левым подлокотником дивана. В этом маленьком царстве полумрака появился силуэт руки. Это была необычайно худая рука, и он ясно увидел, что ее мизинец одной длины с безымянным пальцем.

Лорд Роберт захрапел громче.

Рука скользнула дальше в темноту, а когда выскользнула обратно, в ней была зажата сумочка миссис Хэлкат-Хэккетт.

И в ту же секунду, словно подчеркивая важность происходящего, энергичное крещендо увенчалось ликующим звуком труб. А миссис Хэлкат-Хэккетт вернулась на место с напудренным носом.

Бал, даваемый леди Каррадос в честь ее дочери Бриджет О’Брайен, удался на славу. Иными словами, начиная с половины одиннадцатого, когда сэр Герберт и леди Каррадос, заняв свои места на верхней площадке двухмаршевой лестницы, приветствовали первых гостей, и вплоть до половины четвертого утра, когда музыканты, бледные от усталости, с блестящими от пота лицами, заиграли национальный гимн, не было такого момента, чтобы молодому кавалеру было трудно находить барышень для танцев по своему вкусу и избегать тех, которые его не устраивали. Не было и таких удручающих моментов, когда гости начинают бездумно и бессердечно разбегаться по другим вечеринкам. Тщательно рассчитанная конструкция, выстроенная трудами леди Каррадос, мисс Харрис и Димитри, не рухнула, как замок из песка, а героически выстояла до конца. Таким образом, это был безоговорочный успех.

В вопросе шампанского леди Каррадос и мисс Харрис одержали победу. Оно лилось рекой не только в столовой зале, но и в буфете. Хотя дебютантки не пьют, служащие Димитри откупорили в ту ночь две сотни бутылок шампанского «Хайдсик» 28-го года, и сэр Герберт впоследствии испытал благородную гордость, случайно увидев в кулуарах ряды пустых бутылок.

За стенами особняка было не по сезону сыро и холодно. Пар от дыхания зевак смешивался с клочьями легкого тумана. Шагая по красной ковровой дорожке от своих машин к парадным дверям, гости проходили между двумя колышущимися массами смутно освещенных лиц. И пока носов зевак достигали идущие изнутри теплые и праздничные ароматы цветов и дорогих духов, внутрь через огромные двери вползал запах тумана, так что ливрейные лакеи в холле отмечали, какая на редкость туманная для июня ночь.

К полуночи всем стало ясно, что бал удался, и, когда представлялась возможность, каждый мог лично засвидетельствовать это леди Каррадос. Оставив свой пост на верхней площадке лестницы, она, блистая красотой, вошла в бальный зал и сквозь толпу направилась в дальний его конец, где собрались матроны – наставницы дебютанток. По пути туда Эвелин прошла мимо своей дочери, танцевавшей с Дональдом Поттером. Бриджет лучезарно улыбнулась матери и весело помахала ей левой рукой. Правая упиралась в грудь Дональда, а вокруг невесомой белой пелены ее платья обвивался черный рукав его фрака, а его сильная мужская рука плотно прижимала к себе талию девушки. «Она влюблена в него», – подумала леди Каррадос. И сквозь рой неотвязно преследующих Эвелин тревожных мыслей в мозгу всплыл ее разговор с дядей Дональда. Внезапно она с испугом подумала, может ли женщина лишиться чувств от одной лишь тревоги? Расточая улыбки и поклоны веселящимся гостям, Эвелин вдруг представила себе, как внезапно оседает на пол посреди танцующих. Она лежит, а оркестр продолжает играть, и через некоторое время, открыв глаза, она видит людские ноги, а потом кто-то помогает ей подняться, и она умоляет быстро увести ее, пока никто ничего не заметил. Пальцы Эвелин судорожно вцепились в сумочку. Пятьсот фунтов! Она сказала служащему в банке, что хочет оплатить некоторые счета за устройство бала наличными. Это было ошибкой! Надо было послать с чеком мисс Харрис и не вдаваться ни в какие объяснения. Сейчас пробило двенадцать часов. В письме говорилось, что до часу ночи ей надлежит оставить сумку на маленьком шератоновском[11]письменном столике в гостиной. Она сделает это по пути на ужин. Неподалеку на глаза ей попалась некрасивая протеже Хэлкат-Хэккеттов, как всегда без партнера. Леди Каррадос в отчаянии огляделась и, к своему облегчению, увидела своего мужа, направляющегося к девушке. Она почувствовала внезапный прилив нежности к мужу. Не следует ли ей пойти к нему сегодня и все рассказать? Просто махнуть на все рукой и принять неизбежное? Вероятно, она действительно очень больна, коль скоро способна даже помыслить о таком. Ну вот, наконец-то она добралась до уголка матрон, и здесь, слава Богу, леди Аллейн, а рядом с ней – свободный стул.

– Эвелин! – воскликнула леди Аллейн. – Идите, присядьте, моя дорогая, это ваш триумф! Моя внучка сказала мне, что это лучший из всех балов. Все твердят то же самое.

– Я очень благодарна вам. В наше время ничего не возможно предсказать заранее.

– Разумеется, не возможно. В прошлый вторник на балу у Гейнскоттов к часу ночи остались только три их дочери, несколько пар, не решившихся сбежать, да еще моя Сара с партнером, которого я удерживала там, терроризируя его. Конечно, у них не было Димитри, и, должна признать, он просто волшебник. Боже мой, – промолвила леди Аллейн, – да я сама вовсю наслаждаюсь.

– Я так рада!

– Надеюсь, ты тоже довольна, Эвелин. Говорят, секрет настоящей хозяйки бала заключается в том, чтобы наслаждаться на своих собственных вечерах. Я никогда так не считала. Мои приемы всегда были для меня настоящим кошмаром, а я не желала признавать, что они не удавались. Но приемы всегда так изматывают. Ты, наверное, не согласишься приехать к нам в Дейнз-Корт и превратиться на уик-энд в благодушное домашнее животное?

– О, – вздохнула леди Каррадос, – если бы я могла!

– Поедем!

– Именно это посоветовал мне и Дэниэл Дэвидсон – провести некоторое время бездумно, как домашнее животное.

– Тогда решено.

– Да, но…

– Вздор! Кстати, вон там ведь Дэвидсон, не так ли? Тот смуглый колоритный джентльмен, что беседует с Люси Лорример. Слева от меня?

– Да.

– Он умен? Похоже, все только к нему и обращаются. Надо будет как-нибудь показать ему мою ногу. Если ты не пообещаешь приехать, Эвелин, я позову его сюда и устрою сцену. А вон и Банчи Госпелл, – продолжала леди Аллейн, бросив быстрый взгляд на дрожащие пальцы хозяйки. Ой, да ведь это Агата Трой вместе с ним!

– Художница? – рассеянно обронила леди Каррадос. – Да, Бриджи знает ее. Трой собирается писать ее портрет.

– Она набросала эскиз портрета моего сына Родерика. Поразительно хорош!