Доктор Данилов в морге, или Невероятные будни патологоанатома - Андрей Шляхов

— Тростникового? — понимающе кивала другая.

— Упаси вас бог! Только все испортите! Добавлять можно только виноградный сахар, думаю, что не надо объяснять почему?

— Ну-у-у… а почему?

— Потому что виноградный сахар – это чистая глюкоза! А весь остальной – глюкоза пополам со всякой дрянью!

— А мед можно?

— Мед плохо растворяется, а подогревать нельзя. Вся польза испарится…

Не зная, о чем именно идет речь, можно было бы подумать, что собеседницы увлеченно обсуждают какой-то целебный настой.

— Принимать по глоточку. Залпом пить не стоит. Глоточек, через четверть часа – еще глоточек, и так до самого сна. И не оставлять на свету – эти антио… антикси… антиоксиданты на свету окисляются! То есть шлаки-то так и так выведутся, но в плане омолаживания эта порция уже не сработает.

«Великолепно! — подумал Данилов. — Принимая внутрь шлаки, выведенные из организма, мы, оказывается, выводим другие шлаки. Вот оно как! Клин клином».

— Посмотрите на меня! — призывала свою собеседницу более «грамотная» дама. — Разве мне дашь мой возраст? Все говорят, что я выгляжу значительно моложе! И это все благодаря правильному образу жизни и лучшему из лекарств, за которым не надо бежать в аптеку!

Свой возраст она сообщить забыла, поэтому окружающим пришлось верить ей на слово.

На «скорой помощи» Данилову время от времени попадались пациенты, пытавшиеся лечиться собственной мочой. Хуже всего пришлось отставному подполковнику авиации, который пытался вылечить «целебным напитком» язву двенадцатиперстной кишки, в итоге растравил ее до кровотечения, с которым и был госпитализирован. Лежа в машине под капельницей, страдалец даже пытался затеять с Даниловым «научную» дискуссию, но не вышло – Владимир работал молча и разговаривал только с фельдшером. Ничего, сдали в стационар живым.

— И упаривать на огне нельзя!

— А как же тогда?

— Поставьте, не накрывая крышкой, и пусть себе выпаривается естественным путем. Главный принцип – все должно быть естественно. Без химии!

«Раньше, услышав подобную ересь, врачи направляли пациентов к психиатру, а теперь все это можно услышать по телевизору», Данилов подумал о том, что далеко не все в жизни со временем меняется к лучшему.

— Моя племянница избавилась таким образом от эрозии шейки матки…

Данилов начал пробираться к выходу – на следующей станции ему надо было выходить.

Теория неразрывно связана с практикой. Но все равно удивительно, когда вопрос, разобранный поутру с преподавателем, вечером приходится решать самому.

— Никогда не поступайтесь своими немногочисленными привилегиями! — внушал ординаторам ассистент Ерофеев. — Раз уж вы пошли в патологоанатомы, не имейте дела с разложившимися трупами. Не отбивайте у коллег-судмедэкспертов их законный кусок хлеба.

Ординаторам нравились занятия, которые проводил Ерофеев. Это был живой, увлекательный обмен мнениями, во время которого преподаватель ненавязчиво подавал информацию, а ординаторы незаметно ее усваивали. Лекции доцента Боженко были куда более скучными: Анна Павловна излагала материал и следила, чтобы студенты его конспектировали, не более того. Пошутить во время лекции или рассказать нечто отвлеченное было для нее невозможно. Подобный шаг нарушил бы таинство лекции.

— Дмитрий Алексеевич, а исключения из этого правила бывают? — сразу же спросила дотошная Алена.

— Да вы не вскакивайте, пожалуйста, всякий раз, мы же не в школе. Бывают, но очень редко. Например, у вас сломается в жару холодильник, и трупы начнут портиться… Тогда уж – возитесь с ними сами. А так – запомните, что вы должны работать только со свежими трупами. Даже если вам привезут вздувшийся труп вместе с милицейским протоколом, в котором говорится об отсутствии насильственных следов, не принимайте. Пусть везут в судебно-медицинский морг. Потому что патологоанатом с гнилостно измененными трупами не работает. Каждый такой труп заведомо подозрителен в отношении насильственной причины смерти. А то иногда возникает такая интересная, можно сказать, патовая ситуация. Милиция отпишется, что на трупе, пролежавшем неделю летом в квартире, нет следов насильственной смерти, а поликлиника откажется выдавать свидетельство о смерти – труп-то с изменениями, и попытается отправить его на патологоанатомическое вскрытие… Ирина Николаевна, разве я сказал что-то смешное?

— Извините, Дмитрий Алексеевич, — смутилась Ирина. — Я просто вспомнила один рассказ Шукшина, в котором спорили, кто должен делать в магазине прилавок – плотники или столяры.

— Хорошая ассоциация, — одобрил Ерофеев. — Тоже жизненная. В каждой профессии существуют свои профессиональные заморочки. Кстати, а почему вы все выбрали патанатомию, а не судебную медицину?

— Чтобы не вскрывать разложившиеся трупы, — сразу же ответил Денис.

— Очень веская причина, — Ерофеев притворился, что принял ответ за чистую монету. — Остальные думают так же?

— Нет, — Алена все не могла расстаться с привычкой непременно вставать во время ответа, — меня патологическая анатомия привлекает как исследователя.

— Но терапия или, скажем, урология – это ведь тоже вечный поиск диагноза, выбор правильного лечения, наблюдение за пациентом, — возразил ассистент. — Почему именно патологическая анатомия?

Алена молча пожала плечами.

— Всегда лучше быть тем, кто ставит оценки, чем тем, кому их ставят! — вырвалось у Данилова.

Алена посмотрела на него с такой ненавистью, что он тут же пожалел о своих словах. Ни одна шутка не стоила того, чтобы наживать себе врагов из-за нее.

— Это ваша мотивация? — улыбнулся Ерофеев.

— Отчасти – да, — легко соврал Данилов. — Но логический поиск привлекает меня в первую очередь.

— Хорошо, а что скажете вы? — Ерофеев посмотрел на Илью.

— Не люблю я клиническую работу, — серьезно ответил тот. — Жалобы, суета, вечные дрязги… А здесь – спокойно занимаешься своим делом.

— Ну, буду вынужден вас разочаровать, — Ерофеев вздохнул, словно подчеркивая, как ему не хочется кого-то разочаровывать. — Дрязг и у нас хватает. Вместе с суетой.

— Почему? — не поверил Илья.

— А вы никогда не задумывались, как строятся отношения патологоанатома с коллегами-клиницистами и администрацией клиники? — Ерофеев отложил карандаш, который уже полчаса вертел в руках, снял очки и начал протирать стекла полой халата. — Вы представляете себе сложность вашего положения?

— Нет, — признался Илья. — Никакой особой сложности я не вижу.

Данилов, благодаря своему врачебному опыту, сразу не понял, к чему клонит Ерофеев, но предпочел промолчать. Вопрос ассистента был скорее риторическим.