Дуракам всегда везет! - Марина Серова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, знаешь, – обозлилась Светка, – я тебе придумаю. Я тебе такое придумаю…
– Уже придумала, – не сдавалась я. – Вот например. Ты, допустим, давно от нее устала и хочешь расстаться с ней. – Я показала пальцем на Людочку как на посторонний предмет. – Но не знаешь, как это сделать, чтобы ее не обидеть. Из чувства врожденной деликатности, а ведь ты же у нас человек деликатный, ты не можешь с ней расстаться просто так и продолжаешь поддерживать с ней отношения. И настолько уже ими тяготишься, что готова убить ее, лишь бы только с нею развязаться. Что, скажешь – столь уж неправдоподобная версия?
Мне было наплевать, что она мне ответит. Главное, все, что я хотела сказать, – прозвучало. А имеющий уши пусть услышит. Умный поймет без объяснений, а дураку и совсем знать не надо.
Людочка смотрела на нас в изумлении. Она, видно, понимала, что между мной и Светкой что-то происходит. Но что именно?
Светка наклонила голову вперед и теребила свою челку. Это у нее жест, означающий крайнее раздражение. Она не кричит и не дергается, голос не повышает, только выставляет вперед лоб и челку теребит.
Но тут Светка перестала свою челку теребить, посмотрела на меня спокойно и уверенно. И даже улыбнулась. Мне улыбнулась. Не надо мной, а мне улыбнулась. Значит, что-то придумала.
– Итак, пишу в список третьего, – сказала я ехидно. – Света.
– Тогда уж пиши туда же и четвертого, – подхватила Светка.
– Кого же? – спросила я.
– Таню. Иванову. По прозвищу Ведьма, – столь же ехидно ответила она.
– А мотивы? – не сдавалась я, хотя чувствовала, что проиграла эту стычку.
– Танюша, – ласково спросила Светка, – тебе объяснить твои мотивы?
– Пожалуй, не надо, – сдалась я. – Только я отказываюсь ловить сама себя.
– И не надо, – разрешила Светка. – Ты просто чистосердечно признайся, и все. Нам этого будет вполне достаточно…
– Девчонки, так вы что, шутите, что ль? – перебила ее Людочка.
Она уставилась на нас с недоумением, граничащим с подозрением.
Мы о ней как-то подзабыли, и она осталась на обочине, что ее, естественно, не устраивало.
– Люда, все в порядке, – успокоила ее Светка. – Мы уже все выяснили.
– Тогда давайте продолжим, – буркнула Людочка, недовольная своей обочиной.
– А что продолжать? – спросила я. Настроение у меня было неплохое.
– А вот впиши туда… – разозлилась Людочка. – Козла этого… Председателя кооператива. Валентина Петровича. Который без штанов тут сидел.
Я все-таки ее порядком разозлила, она готова была теперь подозревать весь свет.
– Вписала, – я все еще веселилась.
– И этого придурка, – она ткнула пальцем в пол, – с нижнего этажа. Он обещал мне ноги выдернуть, если я ему потолок не отремонтирую.
Я расхохоталась.
– Тебе? Ноги? Ну, дурак! Ну, импотент! Да на твои ноги молиться надо, а не дергать их!
Людочка посмотрела на меня недоверчиво, но была бы рада поверить.
– Вот я и говорю – придурок, – сказала она уже спокойно.
– Вот у нас какой уже список получился, – сообщила я им обеим. – Шесть подозреваемых.
– Давайте туда еще одного впишем, – предложила Светка. – Семь – число счастливое.
– А кого? – спросила я.
– Неизвестного маньяка! – Светка округлила глаза, но нам с Людочкой было не страшно, а, наоборот, весело почему-то.
– Хорошо, – согласилась я. – Пусть будет семеро. Теперь давайте думать над каждым в отдельности. Но сначала – один вопрос. – Я обернулась к Людочке. – Выпить у тебя есть что-нибудь?
– А зачем? – задала очередной идиотский вопрос Людочка.
– А затем, что тут без бутылки не разберешься, – поняла мою мысль Светка. – Я сейчас…
И исчезла за дверью.
Людочка смотрела на меня с недоумением.
– Что это сейчас такое здесь произошло? – спросила она.
Я положила ей руку на плечо. Плечо было такое же холодное, упругое и приятное. Кожа нежная и шелковистая. Удивительная кожа.
– Просто две старые подруги решали один важный вопрос, – ответила я.
– Решили? – спросила Людочка. Я ей улыбнулась. «Дурочка ты непосредственная, – подумала я. – Конечно, решили».
– Решили, Люда, – ответила я ей. – Причем в твою пользу.
Она, видно, меня так и не поняла, хотя здорово засмущалась.
– Пойду посмотрю, где там Светка. – Она встала, высвобождая свое плечо из моей руки. – Чего она так долго возится?!
Однако Людочка вернулась буквально через пятнадцать секунд. На лице ее была тревога.
– Светки нет нигде, – сказала она. – И дверь была не закрыта наружная.
– Да не волнуйся, – успокоила я ее. – Это же Светка. Побежала в магазин за своим любимым. Вот увидишь, сейчас притащит какую-нибудь французскую кислятину рублей за сорок…
– Зря она это, – сказала Людочка. – Ой, что-то у меня нехорошо на душе…
– Не паникуй, – возразила я, хотя сама тоже почувствовала смутную тревогу. – Давай пока обсудим, что мы тут понаписали…
– Давай, – отозвалась Людочка. – Кто там первый в списке?
Она уселась на кровать, но поминутно оглядывалась на дверь комнаты.
– Леня, – сказала я. – Ты как хочешь, но я не могу серьезно рассматривать такую глупую версию. Ведь у меня с ним… – я указала пальцем на потолок, – …только что была стычка. Мальчик интересный, но только для психиатра.
– Вот и я говорю – псих ненормальный. Он запросто может убить.
– Нет, Людочка, не может. Он слишком слаб для этого. Не забудь, что ты для него – олицетворение его мамы. Предательницы и беспутницы в его глазах. Он ее ненавидит, но и любит одновременно. Поднять руку на нее он может. Но убить – нет. Для него убить мать – это значит, убить самого себя.
– Я совсем ничего не понимаю. Почему ты так говоришь. Почему?
– Потому, что мать для него – это единственная возможность найти выход из своего тупика. Он станет уверенным в себе, только поборов мать. Не убив ее, такое действие ему запрещает его инфантильное сознание, а именно – поборов, взяв верх. Грубо говоря, уложив ее в свою постель, сделав ее своей женщиной. Подвластной ему женщиной. Мать уничтожила в нем будущего мужчину. Он навсегда останется мальчиком, добивающимся любви своей матери.
Людочка с сомнением медленно покачала головой.
– Любви? Он столько грязи всегда выливает на женщин… На всех, не только на меня… Он же переспал со всеми проститутками в Тарасове. Он же кидается буквально на каждую. И на уме у него только одно: «Трахнуть! Трахнуть! Трахнуть». Это страшный человек…