Командир разведотряда. Последний бой - Дмитрий Светлов

Генерал внимательно просмотрел документы, затем прочитал табличку и сел за руль:

– В двигателе вода?

– Никак нет, антифриз, у них тоже зимой холодно.

Далее последовало знакомое всем автолюбителям действие. Генерал завёл двигатель, а его личный шофер принялся вслушиваться в работу цилиндров. Затем что-то пощупал, понюхал, заглянул снизу и показал большой палец:

– Высший класс! Сказка, а не автомобиль!

Генерал пару раз газанул, затем спросил:

– Ты у союзников ходил в подполковниках? Надо исправить несоответствие. – И укатил.

Вообще-то британцы правильно перевели звание. У них лейтенант-полковник – это комбат, что соответствует майору в Красной Армии. Но Олег не возразил, да и некому было возражать.

В квартире произошли приятные изменения. С двух сторон от кровати с хромированными шарами появились два торшера – слоновые бивни с белыми шарами на концах. Дубовое трюмо перекочевало к домработнице, а новое в стиле ампир красовалось отделкой из слоновой кости. В столовой за стеклом посудного шкафа вышагивал длиннющий выводок слонов, в соседних секциях лежали резные шарики по типу матрёшки, но не разборные. Тёща им оставила всё самое лучшее.

Как говорится, за чёрной полосой обязательно последует светлая, так и случилось. Через неделю Олега вызвал куратор и зачитал два приказа. Первый завершился вручением ордена Отечественной войны, награждение по совокупности успешно выполненных заданий. После второго приказа протянул погоны подполковника.

– Они тебе положены по должности, – пояснил Пётр Николаевич.

Слова о должности Олег пропустил мимо ушей, вместе с погонами он получил авиационные петлицы и заинтересованно спросил:

– Теперь я лётчик, да?

– Военный прокурор не может получить столько наград, тем более боевых. Так что топай на вещевой склад и не забудь о новых документах.

С повседневной формой задержек не было, если не считать перенос наград на новый китель. Зато парадный и выходной комплекты шьют по индивидуальному покрою, и ему пришлось изрядно покрутиться перед мастером гренадёрского вида.

– Шампанского! – завидев мужа, потребовала Валя. – Иначе орден заржавеет, а звёздочки на погонах не будут расти!

На семейное торжество пригласили тестя с тёщей, что послужило началом почти непрерывной цепочки больших и маленьких вечеринок. К полуночи Александр Сергеевич присылал за зятем машину, и Олег принимал участие в ночных посиделках вместе с сорокалетними членами политбюро. Причём каждый раз тесть с гордостью сообщал, что «этот парень далеко пойдёт, его уже внесли в список слушателей Академии Наркомата иностранных дел».

Впрочем, Олегу не приходилось скучать, почти все приходили с сыновьями или зятьями. Чисто мужская компания изначально исключала танцы, но молодёжь всё равно запускала проигрыватель и под музыку делилась сплетнями. Главным образом обсуждали похождения городских красавиц с прочими известными дамочками. Благо примадонны и дочери мэтров сцены давали для этого множество поводов. В один из таких вечеров к Олегу подошёл Маленков:

– Если на завтра нет никаких планов, заберу тебя в штаб Московского ПВО.

– Планов нет, а что мне делать в штабе?

– Как что? Расскажешь о Германии, в институте у тебя отлично получилось, люди до сих пор вспоминают.

Кто бы возражал, тем более с учётом того авторитета, который Маленков имел у Сталина.

– Всегда готов! – Олег ответил шутливым пионерским салютом.

Внешне неприметный особняк с обычным постом на входе создавал впечатление заурядного военного учреждения. Однако у входа в подвал стоял усиленный патруль, а далее ещё один. Длинная лестница вниз вывела к эскалатору, а чуть в стороне в ряд выстроились лифты. Желая впечатлить гостя, Маленков провёл на эскалатор, который по глубине туннеля не уступал питерскому метро.

Олег действительно впечатлился, а войдя в главный зал, застыл истуканом. Ещё бы, по периметру немалого помещения стояли телевизоры! Он, конечно же, видел табличку на павильоне ЦПКиО и знал, что ленинградский завод «Коминтерн» начал выпуск телевизоров в далёком тридцать втором году. Первые приёмники «Большевик-2» установили во дворцах культуры и городских парках.

Вскоре телевизоры появились во всех заводских клубах и ленинских комнатах при домоуправлениях. В тридцать восьмом в продажу поступили телевизоры ТК-1[6] завода имени Козицкого, а через два года крыши домов украсили коллективные антенны.

Вечером двадцать первого июня телетрансляции неожиданно прекратились. На звонки рассерженных телезрителей был лаконичный ответ: «Трансляция прекращена по техническим причинам». На самом деле по мобилизационному плану сотрудники телестудии поступали в распоряжение штаба ПВО. Телевизионный центр изначально создавался с учётом требований гражданской обороны. Аппаратура и линии связи обеспечивали оперативную передачу радиолокационных данных в городской штаб ПВО. Благодаря этому в ночь с субботы на воскресенье германские бомбардировщики не смогли долететь до Москвы и Северной столицы.

Во время блокады Ленинграда советские учёные открыли ещё одну страницу в радиолокации. Германская тяжёлая артиллерия наносила городу и жителям серьёзный урон, а контрбатарейная борьба требует точной корректировки. Инженеры завода имени Козицкого сумели настроить РЛС таким образом, что аппаратура улавливала удалённые колебания воздуха, вызванные выбросом пороховых газов.

В двадцать первом веке установленный на яхте бытовой локатор отметит маленькую тучку, во время войны это был прорыв в радиоэлектронике. РЛС показывали не только залпы вражеских орудий, они фиксировали разрывы ответных снарядов. Немцы были уверены в близком присутствии советских корректировщиков, даже назначили премию за их поимку. Им было невдомёк, что цель указывают тощенькие девчушки из Кронштадта и Ленинграда.

– Понравилось? Подобного центра нет ни в одной столице мира! – с нотками хвастовства заявил Маленков.

– В центре не хватает пульта дежурного офицера, – заметил Олег.

– Его комната рядом. А что, ты прав, с начальником за спиной операторы не будут отвлекаться, а сам дежурный не рискнёт покемарить.

Они прошли вдоль столов, где девушки принимали звонки от удалённых коллег и вносили записи в толстые журналы. Штаб контролировал обстановку вокруг Москвы на глубину в триста километров. Дежурные с мест сообщали о подлёте своих самолётов или учебных полётах на подмосковных аэродромах. Но вот Маленков ещё раз глянул на часы и сказал:

– Пора, график дежурств четыре через восемь часов. Тебе двадцать минут на лекцию, затем четверть часа перекур, и повторишь для этой смены.