Только правда и ничего кроме вымысла - Джим Керри

Кауфман замолчал, утирая слезы.

– Чарли, что за…

– Они сожгли жесткие диски. Они взломали все системы в доме, так что все замерцало и замигало, а стереосистема включила засекреченные записи Ричарда Никсона, его исповедь психоаналитику. Ты знаешь, что снилось Дику Никсону? В детстве ему снилось, как он раскачивается на ржавых качелях и прыгает к грузовому поезду Wabash: тот мчится, насвистывая песню свободы, и обещает увезти далеко-далеко. Мальчик отталкивается от качелей, взлетает высоко, маленький Дикки, устремляется к поезду, а потом падает туда, где должна быть его тень, но ее там нет. Пустота. Они отправили мне сообщение. Ясно дали понять. Кто они? Эти люди сотрут тебя в порошок. Изобразят как сердечный приступ. Или самоубийство. Подвесят за яйца, шокер в задницу…

– Что за бред!

– На меня охотятся. Меня преследует монстр!

– Чарли! Что за монстр?

– Примерно как Крюгер! Больше нельзя скрываться. Я должен вырвать его из своих кошмаров. Вывести на божий свет. Это искусство. Только ты можешь мне помочь.

– Как?

– Уничтожь его, прежде чем он убьет меня!

– Кого?

Кауфмана накрыло двойной волной озноба – от страха и ночной прохлады, – и он прошептал имя своего мучителя:

– Мао Цзэдун.

– Мао Цзэдун… деспот, отец современного Китая?

– Тише!

– Но он же мертв.

– Мертв? Это Мао. Режиссер крупнейшей и самой губительной театральной постановки из когда-либо задуманных. Что такое революция, Джимми? Зрелище. Свет, музыка, костюмы. Шикарный сет-дизайн в широком масштабе. Это идеальное сочетание жанров: романтика, приключенческий боевик, детективное убийство, триллер, история взросления. Фантазия. Мао, обещавший покончить с буржуазными привилегиями, женился на сексуальной шанхайской актрисе. Мао, который морил голодом миллионы, бездельничал у бассейна, толстел и сочинял бездарные стихи. Скрытая кругообразность – не в этом ли дело? Почему эти чудовища тянутся к красоте? Ты когда-нибудь ходил без партнера на званые вечера? Когда-нибудь говорил, что тебе нужно в туалет, и в это время осматривал комнаты в доме? Я все время так делаю. Знаешь, сколько пейзажей Гитлера висит в частных коллекциях Голливуда? За фальшпанелями? Я насчитал семнадцать. Ты еще не собираешься полностью сбрить бороду? Оставь маленькие усики. Уверяю, ты тут же начнешь говорить на коверканном немецком и маршировать по ванной. Это сидит в каждом из нас, парень!

– Чарли. Да что с тобой?

Кауфман опустил капюшон и рассказал о том, как побывал в аду.

Той осенью по совету психотерапевта он отправился в путешествие, чтобы избавиться от тревожных снов, в которых ребенком в костюме ковбоя катался на карусели на Кони-Айленде. Кауфман согласился стать членом жюри Шанхайской биеннале вместе с Тейлор Свифт и Джеффом Кунсом. После биеннале они отправились в тур по роскошным кондоминиумам в северных провинциях Китая с представителями главных спонсоров – «Луи Виттона», «Моргана Стэнли» и Народно-освободительной армии. В деревне Хэнань, гуляя по крутому склону холма, они попали под первые весенние дожди. Вокруг с ревом понеслись сели. Пока Тейлор Свифт пыталась одной рукой спасти шарф от «Пуччи», а другой – айфон, большой палец ноги увяз в земле. Она дергалась во все стороны, но палец прочно засосало в грязь. Посмотрев вниз, Тейлор разглядела свою ловушку – глазницу человеческого черепа. От ужаса она издала идеальный ми-бемоль, зависший в воздухе. Отовсюду появлялись человеческие останки. Ребра, перемешанные с позвоночниками, торчащие бедренные кости, цепляющиеся руки. Всё с подмытого склона холма.

Нэшвилл был очень далеко, а Тейлор стояла посреди братской могилы – напоминании о великом китайском голоде, сорока миллионах погибших в результате «большого скачка» Мао.

Однако множество мертвых крестьян вредили имиджу компании «Морган Стэнли», китайского правительства и бренда «Луи Виттон». Дело замяли. Тейлор Свифт в обмен на молчание получила возможность вывести свой модный бренд на китайский рынок и устроить показ на подиуме из Великой Китайской стены; Кунсу разрешили изваять гигантскую скульптуру из стальных воздушных шариков на ступенях Запретного города в Пекине. Кауфману предложили щедрое финансирование фильма, но он единственный отказался от сотрудничества. Чарли всегда считал, что кинематограф представляет жизнь в виде набора разрозненных образов, которые благодаря магии последовательности и скорости превращаются в обобщенный опыт. В братской могиле Кауфман разглядел настойчивое воспоминание – кадр из прошлого, вытесняющий настоящее. И когда штормовой ветер пронесся сквозь полости скелета, раздался страдающий голос, неподвластный времени и пространству. Он молил:

– Помни нас, Чарли! Поведай миру о чудовище, из-за которого мы попали сюда. Не позволь забыть о нас, когда военные снова утрамбуют нас в землю бульдозерами!

В Шанхае Кауфман остановился в Rias. Он думал, как средствами кино лучше всего передать преступления Мао, и записывал идеи. Кажется, хоррор – подходящий жанр. Что-то вроде «Омена» и «Экзорциста». Что, если дух Мао зародился – нет, возродился? Например, как алчный призрак, не захотевший умирать и вселившийся в какого-нибудь кошмарного современника. Да, именно так. Взяв «Ксанакс», Кауфман пошел прогуляться по берегу Хуанпу, а спустя несколько часов обнаружил, что номер перерыли, украли ноутбук, а на блокнот положили бумажку со словами: «Молчание – золото». Кажется, писал своей рукой сотрудник Министерства государственной безопасности Китая, следивший за Кауфманом.

Тот бежал только с паспортом и созревшей идеей, четко представляя масштаб проекта и необходимость найти звезду.

– Ты мне нужен, Джимми, – сказал Кауфман. – Ты станешь моим Мао.

– Безумие! – фыркнул Керри. – Меня повесят за то, что я взялся играть азиата!

Но Кауфман уже все решил. Если показать Мао как есть, в стиле Дэниела Дэй-Льюиса, получится сатира. Но что, если пропустить его через призму гротеска? Возможно, это передаст весь кошмар. Мао Кауфмана возродится в сознании исстрадавшегося актера Джима Керри. Страх небытия пробуждает в знаменитости те же нечистые помыслы, что и в Мао: желание, чтобы его вечно боготворили, стремление преодолеть смертность, управляя историей.

Человек, убежденный, что роль Мао Цзэдуна станет его Бешеным Быком[20], открывается духу тирана, его похотям и тщеславию, пока не растворится в нем без остатка. Керри ужаснулся… Но кто знает, ведь это же Чарли… Вдруг это его звездный час, его билет на «Оскар», и Томми Ли Джонс, который всегда его принижал и обзывал шутом на съемках «Бэтмена навсегда», – это пропахшее виски гарвардское дерьмо, благослови его Господь, – заквакает от зависти.

Кауфман перешел к обсуждению своей выпестованной идеи. Он зачеркнул первое предложение, быстро что-то нацарапал и прочитал его вслух:

– Джим Керри и Чарли Кауфман сидят под бездонно синим небом, в ночном воздухе разливается сладость от гниющих на деревьях манго. Камера приближается к Керри. «Как начинается фильм?» – спрашивает тот трагически наивным голосом.

Керри закрыл глаза, голова кружилась; он представил себя в роли Мао и спросил:

– Как начинается фильм?

– С голода. Длинный план с операторского крана. Компьютерная графика. Огромная толпа голодающих крестьян. Тысячи. Миллионы. Десятки миллионов. Младенцы, дети, матери,