Шпионы тоже лохи - Екатерина Вильмонт

И предложил встретиться в маленьком кафе – в одном из Арбатских переулков на задах Министерства иностранных дел.

– Ладно, согласна, – хмыкнула Надежда и отключилась.

Ох, черт, я же обещал Марте поехать в воскресенье на каток. Ну, я надеюсь, много времени разговор с Надеждой не займет.

В воскресенье за завтраком он сказал жене:

– Маленькая, я не забыл про каток, но у меня в двенадцать одна важная и неприятная встреча.

– Где?

– В МИДе. Надеюсь, я быстро управлюсь и мы поедем на каток, а потом завалимся в хороший ресторан и будем есть борщ, как тогда, в первый раз… Идет?

– Идет! – просияла Марта.

Он помнит, он, кажется, все-таки действительно любит меня.

– Не сердись, я постараюсь побыстрее вернуться.

Без двух минут двенадцать Бобров вошел в кафе. Надежды не было. Он ждал двадцать минут. Она не появилась и не позвонила. Он набрал ее номер. Телефон был заблокирован. Он прождал еще двадцать минут, кипя от злости. Она так и не появилась. Хватит с меня! Уверен, она это нарочно… чтобы разозлить меня, испортить воскресенье. Или она просто сумасшедшая? Судя по ее поведению – скорее всего. Бобров сел в машину и позвонил Матвееву. Это был его куратор в свое время, человек немало сделавший для его обмена и очень помогавший по возвращении. К тому же именно Матвеев нашел для Марты доктора Алексахина, когда она тяжело заболела. А доктор оказался школьным другом Боброва Санькой Пыжиком.

– Алло! Миша? Что-то случилось?

Матвеев уже три года как был на пенсии.

– Владимир Васильевич, простите, что звоню в выходной…

– Какие у меня теперь выходные? Смеешься?

– Владимир Васильевич, очень надо поговорить.

– Приезжай прямо сейчас.

– Вот спасибо! Буду через десять минут!

Матвеев жил на Кутузовском проспекте. Благо в воскресенье в первой половине дня машин было совсем мало.

Открыла ему жена Матвеева, Валерия Константиновна.

– О, Миша, рада вас видеть, чудесно выглядите.

– Мишка! – вышел в прихожую Матвеев. – Снимай пальто и заходи.

Они обнялись.

– Секретничать будете? Кофе подавать? – осведомилась Валерия Константиновна.

– Нет, благодарю, я только что пил… – улыбнулся Бобров.

– Ладно, секретничайте!

Они вошли в кабинет Матвеева.

– Ну, выкладывай!

– Владимир Васильевич, объявилась Надежда. Что произошло?

– Ее вернули. Она не в состоянии работать. Я не говорил тебе… Там, куда ее направили, она поначалу хорошо справлялась, потом с нашего согласия вышла замуж за нашего человека и, казалось, вместе у них все ладилось, к тому же она его, кажется, действительно любила. У них родился ребенок, а потом ее мужа убили, чудовищно, зверски. Ее психика не выдержала… Пришлось вернуть ее с ребенком сюда. Здесь у нее есть мать и сестра. Ее лечили и вроде бы вылечили. Вот вкратце ее история. Чего она хочет от тебя?

– Непонятно! Я так и подумал, что она сошла с ума. То она вдруг возникла в фитнес-клубе, где я бываю, то позвонила и потребовала встречи. Я пришел, а она не явилась и не позвонила. Тогда я решил позвонить вам…

– Правильно сделал! Это ведь моя ошибка. Насколько безупречно работал ты, настолько не справлялась она… Хотя потом, с новым мужем, работала иной раз просто здорово, но теперь…

– Она же может быть опасна?

– Нет. Она не помнит никакой оперативной информации… Состоит на учете в психдиспансере, кто ей поверит… И потом с ней поработали…

– Заблокировали?

– Частично. Она не опасна. Но ты все же держись от нее подальше. Нервы истрепать может.

– Понял. Спасибо.

– Ну, а как ты живешь? Как здоровье жены?

– Ох, Владимир Васильевич, благодаря вам… Алексахин такой чудесный доктор! Больше у нее обмороков не было.

– А чего детишек не заводите?

– Алексахин пока запрещает.

– Ничего, успеете еще. А ты молодчина! Я тебя по телевизору смотрю. Удивительно, как тебя всегда внимательно слушают, даже Жириновский при тебе не орет…

– Да, я заметил. Знаете, мне все это интересно…

– Значит, нет худа без добра.

– Вы о чем, Владимир Васильевич?

– О том, что с тобой случилось в Англии. Кстати, в Лондон не тянет?

– О нет! Мне сейчас в Москве интересно, и потом жена… Мне страшно повезло!

– Искренне рад за тебя. Ты мой лучший ученик, я горжусь тобой, Мишка! А как твоя тетушка?

– Жива! Хворала тут недавно, но быстро поправилась, утверждает, что ее вылечила улыбка моей жены.

– Ну надо же! Передавай привет обеим! Да, если Надежда будет очень доставать, скажи мне.

– Да я сам справлюсь. Спасибо! Пойду. Обещал жене покататься сегодня на коньках.

– О, хорошее дело! Я когда-то тоже любил, а теперь здоровье уже не позволяет, ноги болят… Ладно, иди, чего стариковские жалобы слушать, ваше дело молодое.

Они долго катались, потом ели огненный борщ в том же ресторане, что и в прошлом голу, Марта сияла.

Позвонила Гуля.

– Мартышка, привет! Слушай, я все узнала.

– И что?

– Не хочу по телефону! Давай я пришлю за тобой водителя. Я ногу подвернула, ни в одни туфли не влезаю. Сижу дома. Приезжай, Мартышка!

– Гуль, скажи, это что-то… плохое? – с замиранием сердца спросила Марта.

– Не знаю, как посмотреть… Но информации куча! Так прислать машину?

– Давай! – решилась Марта. Ей почему-то было ужасно страшно.

Гуля жила в высотке на Котельнической набережной, в большой, отделанной с иголочки, квартире на четырнадцатом этаже.

На звонок открыла пожилая, очень уютного вида женщина.

– Вы Марта, да?

– Да!

– А я Мария Моисеевна, родственница Гулечки. Проходите, пожалуйста!

– Очень приятно! Спасибо! – пробормотала Марта. – Вы из Одессы?

– Из Одессы, по говору слышно, да?

– Да! Обожаю одесский говор…

– Вы бывали в Одессе?

– Была, в ранней юности.

– Тетя Маша, это Марта пришла? – донесся откуда-то голос Гули.

– Ну, деточка, идите к Гуленьке, она совсем не может на ногу наступить. Высокие каблуки до добра не доводят, но разве она когда послушает!

Гуля сидела на диване, положив ногу, замотанную бинтом, на пуфик.