На струне - Сергей Николаевич Осинных

— Торможение. — Произнес он и тут же его руки запорхали над панелью управления вводя команды.

Экран запестрил сообщениями, но настолько быстро, что ни капитан, ни старпом не успевали ничего прочесть. А Кэлрон, казалось, и вовсе не испытывает необходимости читать данные. Он вводил команды не открывая глаз. С каждой проделанной им манипуляцией все сильнее наваливалась тяжесть.

Что бы начать торможение корабль пришлось развернуть на курсе, работали только кормовые двигатели. И теперь всех троих вжимало в спинки кресел невидимым прессом, с каждым мигом становящимся все сильнее. Капитан с огромным трудом приподнял голову и взглянул на Кэлрона. Как он умудряется при таких перегрузках еще и управлять кораблем было совершенно не понятно.

— Все. — Тяжело выдохнул Кэлрон и его руки упали на грудь, где вцепились в страховочные ремни. — Мощность максимальная.

Капитан бессильно уронил голову. Перегрузка выдавливала из легких весь воздух и сознание плыло. Угол обзора сократился до небольшого круга, обрамленного красным туманом. Капитан этого видеть уже не мог, но скафандр, считав данные о состоянии владельца судорожно принимал меры по спасению носителя. Количество кислорода в генерируемом воздухе увеличилось, несколько инъекторов одновременно вкалывали препараты.

Некоторое время спустя сознание расслабилось и давление огромного пресса будто слегка ослабло.

Капитану чудилось будто он снова стоит в своей небольшой квартире. Он один. Его жены и дочери нет. Он не помнит почему, но знает, что здесь их больше не увидит.

Он вынырнул из видения. Корабль мелко вибрировал. С трудом Федоров повернул голову. Несколько мгновений пытался вглядеться в соседнее кресло, но взгляд никак не фокусировался. Последние силы ушли на то, чтобы сделать неглубокий вдох и он снова потерял сознание.

Несколько раз он приходил в сознание. Но не понимал, где находится и что происходит. Он снова ощутил себя сидящим в кресле. Это было обычное офисное кресло, стоявшее в его кабинете в конторе которой принадлежал корабль. Перед ним, облокотившись на стол сидела девушка.

— На какую должность вы желаете поступить мисс… — Он глянул на документы, лежащие на столе. Буквы плясали на бумаге и ему никак не удавалось ничего прочесть.

— Донс. — Ответила девушка. — На любую. Я способная и быстро учусь.

Она улыбалась. Но кроме белоснежной улыбки, от которой слепило глаза, ничего видно не было. Лицо ее словно было в тумане.

— Но у меня есть одно условие. — Серьезно заговорила девушка.

— Ого. — Федоров весело хохотнул. — Условие.

— Да. Мне негде жить. Можете выделить мне кубрик на судне?

— На время полета? Конечно.

— А после? — Уточнила девушка. — Пока корабль будет стоять на верфи.

Капитан задумался. Он все листал и листал документы, удивляясь как буквы и цифры расплываются перед глазами. Ровные строчки шли волнами, рябили.

— Капитан? — Позвала его девушка.

Федоров поднял глаза и отшатнулся. На него стеклянным взглядом взирал труп. Кожа на лице расслаивалась. Брови и губы покрывал мелкий бисер льда. Капитан попытался вскочить, но кресло не пускало, и он смог только откатиться назад. Кресло отъехало от стола, и он почувствовал удар спиной.

Капитан открыл глаза. Корабль уже не трясло. Пресс, давивший на грудь, пропал.

— Кэлрон. — Попытался позвать он. — Хан. Слышите меня?

— Да, капитан. — Раздался голос Кэлрона.

— Удалось? — Устало спросил Федоров.

— Вошли на максимально возможной скорости. Сожгли почти все двигатели. Последние пол часа пришлось снять все ограничения. Мощности не хватало. — Ответил Кэлрон.

— Значит, все хорошо? Скоро будем дома? — Спросил Федоров.

В ответ раздался тяжелый вздох.

— Мы идем не в ту сторону. — Проговорил Кэлрон. — Мы в двух световых сутках от Солнечной системы и удаляемся.

Капитан лишь болезненно поморщился. Даже удивляться или печалиться не было никакого желания.

— Мы можем развернуться? — Спросил Федоров.

— Как раз этим и занимаемся. — Вступил в разговор Хан.

У капитана перед глазами до сих пор пульсировали разноцветные круги и определить, где стоит собеседник так и не получалось. Через некоторое время капитан почувствовал возросшие перегрузки. Сознание расплылось, отправляя его в беспамятство. Когда капитан пришел в себя все ощущения пропали. Он сидел в своем кресле, но кто-то уже его отстегнул.

— Как вы себя чувствуете, капитан? — Раздался голос Кэлрона. — Вы были без сознания долго, но мы не стали будить, незачем.

— После суток давки и перегрузок ощущение, как будто попал в рай. — Капитан попытался потянуться.

В тот же момент все тело будто вспомнило о прошедших часах неимоверной нагрузки разом начало ломить. Мышцы гудели, горло горело словно он пробежал весь этот путь на своих двоих. В скафандре ощутимо несло рвотой.

— Не шевелитесь, пока. — Проговорил Кэлрон. — Первые часы тяжелее всего, потом станет полегче.

Капитан, найдя его слова не лишенными смысла расслабился.

— Где мы? — Спросил он.

Кэлрон скривился будто от зубной боли.

— Недалеко. Примерно в двух световых сутках от Земли. — Ответил он.

— Развернулись?

— Да.

— И какая у нас теперь скорость?

Кэлрон задумался, словно что, прикидывая в уме. Нехотя ответил.

— Стандартная.

— Десять световых в сутки. — Раздался голос Хана. — Правда проблема в том, что это в минутах.

— Черт возьми. — Выдохнул капитан.

— Пять месяцев пути. — Подтвердил Хан.

Повисла тишина. Хан хмыкнул и вышел, тяжело переставляя ноги даже в условиях почти полного отсутствия гравитации.

— Вам стоит провести санитарную обработку скафандра. — Проговорил Кэлрон.

— Да уж. Будет не красиво если меня найдут замерзшего в луже своей блевотины. — Раздраженно ответил капитан.

Однако все же последовал совету и поднявшись с кресла, мелкими шажками отправился в свою каюту. Вернулся он через час. Обычная процедура очистки, даже не требующая снимать скафандр длилась не больше пяти минут. Вот только при наличии в скафандре еще одного жителя все растянулось донельзя. Как котенок умудрился выжить в таких условиях было совершенно не понятно.

По возвращению, капитан действительно почувствовал себя лучше. Жажда мучила сильно, но он все же старался экономить воду, частью которой приходилось делиться с мелким сожителем.