Пятый кодекс - Андрей Владимирович Мартынов

– А ещё там очень интересные люди. Они едят такую пищу, что ты её есть не стала бы.

– Это почему же? – почти обиженно спросила Катя.

– Очень острая – один перец.

– Врёшь ты всё! – фыркнув, засмеялась девочка.

– Не вру! Честное комсомольское – не вру.

– А откуда тогда ты это всё знаешь? – прищурив глаза, спросила одноклассница.

– Ну, что-то читал… А что-то… во сне видел, – признался Юра.

От этого откровения Катя остановилась и долго смотрела на юношу.

– Ты – сумасшедший!

– Может быть, – не обращая внимания на эту фразу, согласился Юра и увлечённо продолжил: – Честное слово, я сам понял, что это Мексика. Я очень часто видел это во сне, а потом прочитал и понял, что видел именно полуостров Юкатан, куда высадился Эрнан Кортес, царя Монтесуму, индейцев майя и даже Вицлипуцли…

– Пуцли чего?

– Вицлипуцли! Это бог такой!

– Врёшь ты всё. Но мне всё равно с тобой интересно.

– А со мной не интересно? – послышался злой басистый голос.

Одноклассники за разговором не заметили, как вошли во двор, где жила Катя. Почти у самых ворот их встретили четыре юноши. На вид им было лет по шестнадцать, и их выражения лиц не сулили ничего хорошего.

– Это Валька, – шепнула Юре Катя, – его все боятся, беги домой.

Перед Юрой стоял высокий крепкий парень в рубашке френч и кожаной жилетке – Валька, сын хозяина артели кожевников со своими дружками, которых он подкармливал. Широкие скулы и покатый лоб говорили о невысоком интеллекте парня. Ну а где не хватает ума, как известно, пускаются в ход кулаки.

– Все боятся. А я не боюсь, – спокойно ответил Юра.

– Чу-у-у-у? – картинно насупился сын нэпмана. – Я что-то слышу?

Юрий поставил портфель и авоську с книгами на землю и стал пристально глядеть на заводилу компании.

– Ну, что ты смотришь? – спросил Валик, не ожидав такого поведения странного подростка.

– Юра, не надо! Ты не справишься с ними!

– А-а-а-а-а! Держите меня! Его ещё и Юрой зовут. Юродивый Юра на прогулке? – засмеялся Валентин.

Вместе с ним загоготали его дружки.

– Со всеми – не справлюсь, – спокойно ответил Кате Юра.

Подросток был настолько спокоен, что хулиганы замолчали и переглянулись.

– Я нападу на одного, – продолжил Юра, – вопьюсь в него зубами и буду грызть до тех пор, пока он не умрёт. Пусть трое других меня бьют, пинают, но один из них уже не будет бить никого… и никогда. – В этих словах было столько твёрдости и невозмутимости, что Валентин неуверенно посмотрел на троих дружков.

И тут началось основное. Расслабленный Юрий поднял руки вверх и завыл, словно волк.

– У-у-у-у-а-а-а-а! У-у-у-а-а-а! А-а-а-ап!

Неожиданный крик подростка произвёл впечатление на всех, а Катя закрыла рот руками. Странное поведение Юры продолжалось. Он гортанно закричал на непонятном языке. Когда-то он уже издавал такой крик – в детстве, когда метался в бреду на руках у матери, потеряв зрение. Но откуда это было знать уличной шпане?

– У-у-у-у-а-а-а-а! У-у-у-а-а-а! А-а-а-ап! – громко повторил Юрий, бесстрастно взирая в небо своими чёрными глазами, затем он опустил голову и посмотрел… Нет, он посмотрел не на Валика, а куда-то сквозь него.

– Ты что, больной? – испуганно спросил сын нэпмана.

Всё-таки он был ещё мальчишкой, большим, крепким, наглым, но шестнадцатилетним юношей – и не более.

Пустой взгляд из-под чёрных, не по годам густых бровей Юрия не сверлил, скорее жёг противника.

– Вицлипуцликостамегеценкоатль! – отчётливо воскликнул он. – Его сердце принадлежит тебе! – Юрий ткнул пальцем в грудь Валику.

Тот, поёжившись, отступил назад. А Юра сделал шаг вперёд, продолжая смотреть сквозь него и говорить:

– Его кровь станет твоей, как и кровь всего живого в этих горах. Его кожа будет висеть на твоих плечах, как доспехи кровавых битв славного Теночтитлана. Только радуй нас своим присутствием! Будь с нами! – И юноша опять поднял руки к небу…

– Цыган! – испуганно вскрикнул один из юношей. – Он цыган! Он колдует!

Насмерть перепуганный Валик сделал несколько несмелых шагов назад, затем развернулся и побежал. Вслед за ним устремилась вся его компания.

Тридцатые годы на юге России не были «продвинутыми»: не было гаджетов, праздников Хеллоуина и сумасшедших сценаристов Голливуда, поэтому крепко сбитые хулиганы испугались маленького, худенького, но твёрдого как скала подростка. Юра спокойно подобрал портфель и авоську с книгами, стал отряхивать всё от пыли, а Катя никак не могла прийти в себя.

– Ю… Юрочка. Что это б-было? – заикаясь, спросила девушка.

– Ничего сложного, – обыденно ответил подросток, – так майянские жрецы приносили жертвы богу Солнца.

– А ты откуда знаешь?

– Я же говорю, во сне периодически вижу. – Юра уже всё почистил. – Ну что? Ты уже дома. Я пошёл?

– Подожди… – Катя запнулась, немного подумав. – Пошли к нам обедать?

– Я-а-а? – Юра очень удивился.

Девушка, которая ему нравится, пригласила его на обед. Он об этом и не мечтал.

– Пошли, что же ты?

– Ну, не знаю, удобно ли… – замялся маленький этнограф.

– Пойдём-пойдём, Вицли-Мицли… – Катя взяла мальчика за руку, и они зашли в парадное…

Глава 6. Бахлам – сын трущоб

Бахлам появился на свет в одном из самых бедных районов Мехико. По правде говоря, он мог и не родиться. Мать, сорокалетняя Хуанита, тяжело болела, и в госпитале для бедных, куда пришла делать искусственные роды, не было ни медикаментов, ни мест для вновь прибывших. У женщины уже было пятеро сыновей и три дочери, к тому же никто не давал гарантии, что этот плод будет здоровым, поэтому следовало от него избавиться. И осенью, в сезон дождей, Хуаниту избавили от плода, которому было пять с половиной месяцев. Недоносок оказался живым, и врач-акушер оставил его на подоконнике… умирать.

Каково же было удивление дона Фернандеса, когда утром, придя на работу, он обнаружил с вечера пролежавший недоразвитый плод… всё ещё живым. Он лежал так же на подоконнике и уже не плакал, он тихо умирал от холода. Что всколыхнуло жестокого врача, что заставило его крикнуть: «Сестра! Живо! Реанимацию! Анестезиолога сюда!», остаётся только гадать. Через полчаса борьбы за жизнь то, что ещё час назад весь медперсонал операционной называл плодом – шевелило ручками и дышало без искусственной вентиляции лёгких.

Фернандес, пятидесятилетний акушер, с глубокой морщинистой складкой на переносице и висками, посеребрёнными сединой, взял ребёнка на руки. На обычно непроницаемом, жёстком скуластом лице образовалось что-то наподобие улыбки – он просто не умел улыбаться, но и это удивило присутствующих, и они переглянулись.

– Ладно… Выжил… Бахлам.

И вот спустя неделю после