Падший ангел за левым плечом - Татьяна Степанова

Павел Мазуров пил свой кофе. Он думал о том, что ему надо поехать еще по одному адресу. Проверить. И желательно сегодня.

– Я в меню поставил язык по-советски, – продолжал повар Валера. – Главный деликатес в «совке», как не помнить. И чего? Язык-то закажут, возьмут. Тут в Сером доме – у них память генетическая, они не сердцем – жопой те времена помнят. И дети и внуки их, так что… Я еще покумекаю, что им в меню предложить в «Киселе».

– Спасибо за кофе, – поблагодарил Павел Мазуров.

От горячего крепкого кофе он вспотел. Сердце забилось. Тридцать восемь лет, а выглядит он на все сорок. Плешь на макушке, зубы, что он потерял там, в местах не столь отдаленных. Надо вставлять. Но это потом. Сначала…

Странно, о некоторых вещах он в прежней своей жизни до тюрьмы даже не задумывался. Например, о визитах к дантисту. Или о счетах за электричество, за водоотвод и газ, которыми завален его дом в Куркине сейчас.

– Ты вот интеллигент, Паша. Раньше-то кем ты был – банкиром или брокером? – спросил повар Валера. – А сейчас на побегушках. Харч возишь. Но голова-то у тебя по-прежнему как этот, как компьютер небось – тик-так. Так что ты мою инициативу с «почками» и «языком» оценишь.

– Я ценю, это ты здорово придумал, – сказал Павел. – А чего ты там говорил про поминки?

– Я сказал – банкет отбили назад.

– Да, я понял.

– Но вроде как там замена. Не банкетный стол, а поминальный. Мне сказали насчет блинов подумать на большое количество гостей.

– И на когда все намечается? – самым невинным тоном поинтересовался Павел.

– Пока не знаю. Но ты мне в следующий раз привези муки, дрожжей, риса, изюма. Вот тебе новый список. – Повар повернулся и достал из ящика кухонного стола, забрызганного следами бифштекса по-сталински, файл с документами.

Отдал Павлу. Затем взял губку с мойки и начал аккуратно протирать кухонную стойку, напевая: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…»

В местах не столь отдаленных такие, как Валера, никогда никакой уборкой не занимались. Они делегировали это право другим. Павел Мазуров это хорошо усвоил. Он покинул кухню и пошел назад к машине, припаркованной во дворе Дома на набережной.

Проходя мимо раздевалки персонала, он заметил стоявшую рядом с дверью корзину для грязного белья. Туда официанты и повара складывали запачканную форменную одежду. Оглянувшись по сторонам и никого не увидев, Павел Мазуров вытащил из корзины куртку официанта, скомкал и зажал под мышкой.

Он никогда в своей жизни не воровал – это первый случай.

Свой срок в местах не столь отдаленных он отбывал не за воровство и не за мошенничество. Совсем даже не за «экономику». А за вещи гораздо, гораздо более серьезные.

Но куртка официанта при удачном стечении обстоятельств могла пригодиться.

На следующий день, в воскресенье, Катя решила взять паузу и предоставить эту самую паузу полковнику Гущину, хотя точно знала, что он этой паузой не воспользуется.

Она проснулась поздно и позвонила подружке Анфисе – надо все же повидаться, поздравить ее с прошедшим днем рождения и отвезти подарок. Они встретились в тихом кафе на Патриарших прудах.

«С днем рождения, Анфиса!»

«Что там у вас случилось вчера?»

Анфиса спросила это, заглядывая Кате в глаза, – что-то серьезное, очень серьезное? Раз ты не приехала на день моего варенья.

Катя не стала ей ничего рассказывать. Это дело внутреннее, полицейское – преступление, совершенное в отношение коллеги по работе. А способ убийства может Анфису сейчас лишь напугать.

О том, что в воскресенье появятся какие-то важные новости, она не надеялась. Их и не было.

Катя моментально это поняла по лицу полковника Гущина, едва лишь утром в понедельник после оперативки осторожно заглянула к нему в его большой начальственный кабинет.

Гущин один за девственно чистым столом. Если и состоялись какие-то совещания с руководством Главка, Следственным комитетом и прокуратурой, то все это произошло вчера.

А сегодня…

– Никаких подробностей для прессы, – объявил Гущин.

– Я не за подробностями, Федор Матвеевич.

– Тебе, я считаю, надо ограничиться событиями субботы. Пресс-центру никто никогда не разрешит что-то опубликовать из материалов этого расследования.

– То есть вы меня отшиваете? – Катя вздохнула. – А зачем же привезли в тот дом, позволили весь этот ужас увидеть?

– Я не знал, как Вавилов себя поведет. А ты это умеешь – разряжать ситуацию.

– Но я и слова Вавилову не сказала. Федор Матвеевич, он ведь тут тогда просил вас помочь.

– Я делаю что могу.

– Но и я при этом присутствовала. Я тоже хочу ему помочь.

– Полину Вавилову уже не вернешь.

– Я хочу быть полезной в этом деле. Вавилов мой коллега, как и ваш. Если существует хоть какое-то полицейское братство, то мы…

– Ты в это веришь? В полицейское братство? – Полковник Гущин как-то невесело улыбнулся.

– Да, я верю, – ответила Катя.

– И я верил когда-то. – Гущин потер переносицу. – И дело не в том, что в те времена я служил в милиции, а теперь в полиции.

– Вы разочарованы и опустошены, – сказала Катя. – Причина – не это дело. А то, что нас окружает, все эти перемены. Я же вижу. Мы столько времени с вами работали вместе, Федор Матвеевич. Я не только Вавилову хочу помочь. Я вам хочу помочь. Не отвергайте мою помощь. Я не стану ничего писать об этом деле, на этот счет можете быть спокойны.

– Да я спокоен. – Гущин грузно, устало поднялся из-за стола. – Ладно. Чтобы не было никаких иллюзий у тебя. Поедешь сейчас со мной.

– Куда? – кротко спросила Катя.

– В Рождественск. В ОВД, где Игорь Вавилов столько лет работал, где он стал начальником уголовного розыска.

– Вы установили дело, за которое ему могли так отомстить?

– Дел несколько, я послал сотрудников в архив, материалы поднять. Они там как кроты среди бумаг. Вавилов чуть позже свои предположения нам озвучит. Но прежде чем я его буду слушать, я… знаешь старую оперативную привычку?

– Их не счесть, Федор Матвеевич.

– Одна из самых полезных – преклонить ухо к «земле».

– Ухо к земле?

– Слухи, сплетни, злые разговоры. Ты что, разве не знала, что полицейские, особенно мужики из старослужащих, кого жизнь должностью обошла, – страшные сплетники насчет… ну, скажем так, более успешных коллег. Кто сделал карьеру, кому светят большие погоны. Кто вроде начинал вровень со всеми, а потом вырвался далеко вперед.

– У Вавилова зверским способом убили жену. Ничего, кроме сочувствия, сейчас не…