Золотой шар - Михаил Белозеров

— Друга встретил, — сказал Бараско.

Похоже, женщины его не очень интересовали. Или его интересовали одни блондинки. Костя еще не понял.

— Его с собой взять не забудь, — сказала, сладко улыбаясь, женщина и потыкала Костю острым коготком в грудь. — Я молоденьких люблю-ю-ю-ю…

Костя готов был тут же сгрести ее в охапку, но приличия не позволяли.

— Кто это? — спросил Костя, когда они пошли дальше.

Он пару раз оглянулся, жадно ловя в разрезе короткой юбки светлую полоску кожи. Прошло уже больше двух недель, как Костя последний раз общался с женщинами. Для него это была целая вечность.

— Кто? — переспросил Бараско, думая совсем о другом.

— Ну, эта… твоя знакомая?

— А… — неопределенно произнес Бараско.

Костя понял, что задал несвоевременный вопрос, и тут же исправился:

— Так кто такой Сидорович?

— Сидорович? — задумчиво переспросил Бараско. — От Сидоровича здесь зависит жизнь любого сталкера. Сидорович здесь царь и бог. Хозяин, одним словом!

Интересно, подумал Костя, заранее представляя, каким он его увидит — тамошнего царя и бога.

Под потолком едва тлели фонари. Откуда-то струился теплый воздух. Слева из подземелья доносились громкие голоса и играла музыка. А еще тянуло запахом марихуаны.

Но они пошли в другую сторону. Спустились на два пролета вниз, каждый раз поворачивая под прямым углом. Миновали еще одну охрану, которая их беспрекословно пропустила, и попали на самое дно, где пахло плесенью и землей, но было тихо, светло и чисто, как в раю.

Сидорович сидел за стальной дверью с крохотным окошком. Бараско уверенно постучал.

— Кто там?

— Иван Каземирович, откройте, это Бараско!

— Бараско? Какой Бараско? А-а-а… тот самый?!

Крохотное окошко с грохотом открылось.

— Я думал, тебя наконец убило. Ха-ха-ха!

В окошко выглядывал желтоглазый мужчина, сидящий за огромным столом с компьютером на фоне стеллажей, забитых оружием и амуницией. На одной из полок спал толстый рыжий кот.

Иван Каземирович был неопределенного возраста, с венчиком волос вокруг лысой макушки. Одет он был, как и Семен Тимофеевич, в безрукавку. Огромный вентилятор раздувал его космы. Жирные, толстые руки, покрытые белесыми волосами, лежали на столешнице. Да, действительно, он очень похож на Сидоровича из игры «Авто Зона», подумал Костя. Только нос красный и уши торчком, как у вурдалака.

Бараско небрежно бросил на полку перед окошком хабар.

Точнее, Костя только потом понял, что это хабар. Был он ни широким, ни плоским, ни круглым, ни квадратным — никаким. Камень, одним словом. Пройдешь мимо такого на дороге и не обратишь внимания.

— Ага… — многозначительно произнес Иван Каземирович и даже протянул трясущиеся ручки, а потом отдернул, словно побоялся обжечься, но воскликнул:

— «Анцитаур»! Еханый бабай, прости, Господи! Что ты за него хочешь?!

Голос у него оказался визгливым, а не рокочущим, как в игре, но все равно властный, не терпящий возражений. А вот глаза были нехорошими — пустыми и равнодушными и, самое странное — желтыми- прежелтыми. Таким людям никто не доверяет, подумал Костя.

— А какие расценки?

— Божеские! — Сидорович сглотнул слюну.

— Так все-таки?

— Дам шестьдесят тысяч, — сказал Сидорович так, словно боялся упустить хорошую сделку.

Кот за его спиной проснулся и выгнул спину. У него тоже были желтые-прежелтые глаза.

— За шестьдесят тысяч я уступлю, но договора не разорву.

— Ишь, хитрый! — заискивающе хихикнул Иван Каземирович, снова протянул было волосатые трясущиеся ручки и снова их отдернул. — Пользуешься моими слабостями и тяжелым экономическим положением.

— Вашим-то?! — удивился Бараско. — Клевещете вы на себя, Иван Каземирович.

— А что ты думал? Конечно, моим. На всех вас у меня денег не хватит, — говорил Иван Каземирович, не отрывая горящего взора от хабара.

Костя из любопытства тоже решил прикоснуться к легендарному хабару, но Бараско предупредил:

— Не трогай, опасно!

— А это кто? — спросил Иван Каземирович, пригибаясь и выглядывая в окно.

Кот тоже посмотрел на Костю. Из его глаз, как в мультиках, во все стороны полетели зеленые искры.

— Константин Сабуров. Москва, «Рен-тиви», — произнес Костя чисто автоматически. Привык он так представляться. Но слова «Москва» и «Рен-тиви» не произвели на Сидоровича никакого впечатления — он был занят рассматриванием камня. Зато когда Бараско произнес: «Друг мой из начинающих», и подмигнул Косте, Сидорович несказанно обрадовался:

— Молодой человек, это же самая лучшая рекомендация! — и даже высунул руку, и обменялся с Костей крепким рукопожатием, прикрыв при этом «анцитаур» тряпочкой, чтобы случайно не коснуться. — Ладно, ради такого случая накину еще пятнадцать.

— Двадцать! — сказал Бараско. — И деньги на бочку!

Сидорович тяжело вздохнул, но спорить не стал. На полку легли три пачки денег. После того, как Бараско их пересчитал, он снял тряпку с «анцитаура», положил на него руку и произнес:

— Ну, дружок, здесь тебе будет лучше.

Наклонился и что-то пошептал над «анцитауром», который вмиг стал ярко-красным. По его поверхности пробежала волна.

Не успел он закончить священнодействие, как Иван Каземирович цап-царап — одной рукой схватил «анцитаур», а другой — захлопнул окошко.

— Побежал прятать, — объяснил Бараско.

— А что это за хабар? — поинтересовался Костя.

— Это камень судьбы. Очень редкий хабар. Их всего-то нашли три штуки. Тот, кто им владеет, держит судьбу за это самое место, — Бараско показал на горло.

— Ну-у-у… и?.. — недоверчиво спросил Костя.

— Мы с ним договаривались. Он изредка мне помогал, — шепотом объяснил Бараско. — Ты же видишь?

— Вижу, — согласился Костя, подозревая, что Бараско разыгрывает его. — Выходит, ты его обманул?

— Ничуть. От «анцитаура» давно надо было избавиться. У меня с ним не заладилось, словно чужую судьбу таскал — ходил с немцами по кругу. А Иван Каземирович найдет для него другого хозяина. И все будут счастливы. Кстати, «анцитаур» с тобой отдельно поздоровался. Не заметил?

— Нет…

— На моей памяти такого не было. — В голосе Бараско проскочили ревнивые нотки.

Костя уже перестал чему-либо удивляться. Ему лишь хотелось спросить, как Бараско теперь будет обходиться без знания судьбы. А тот, словно уловив его мысли, сказал:

— Но ты ведь без судьбы? Вот и я буду без судьбы, как все люди.