Убийство в Тауэре - Виктория Холт

– По внешности он не идет ни в какое сравнение со своим отцом, – говорили некоторые, а другие возражали:

– Вспомните, куда завела его внешность! Но все сейчас уже было в порядке. Состояние Эссексов и земельные владения возвратили юному Роберту, и король Яков горячо желал удостоить его своими милостями.

Молодость жениха и невесты очаровывала всех.

– Конечно, пока они еще слишком юны…

– Но какой союз!

– К тому же неплохо заключить его, пока они молоды, ведь брачные узы в двенадцать и четырнадцать столь же крепки, как в любое другое время.

Брачные узы, размышляла Франсис. Она будет связана с этим застенчивым мальчиком!

На свадебном пиру они сидели рядом, Роберт мало говорил, а Франсис болтала без умолку. И если она и была разочарована в нем, он никакого разочарования не чувствовал, полагая, что его невеста такая, какими и должны быть все невесты.

Франсис объясняла ему, что человек, написавший пьесу-маску, которая в тот момент исполнялась, и игравший в ней главную роль, был сам Бен Джонсон – лучший драматург и актер, которого пригласили, чтобы доставить им удовольствие.

– Посмотри на танцоров! – восклицала она. – А разве декорации не восхитительные? Ты знаешь, что их делал сам Иниго Джонс?

Роберт отвечал, что слышал об этом и что во всем королевстве нет актеров и художников лучше, чем Бен Джонсон и Иниго Джонс.

Франсис, сжав руки, внимательно смотрела на Гименея, который вел вперед свою невесту, танцоры выпрыгивали из огромного глобуса, который вращал Джонсон. Никогда еще Франсис не видела такого множества драгоценностей, никогда не видела она танцев, которые были неистовыми и грациозными одновременно.

– О, какая у нас замечательная свадьба! – воскликнула она.

– Я счастлив, потому что ты счастлива, – отвечал ей Роберт.

– Мы потанцуем вместе, когда пьеса закончится.

– Я плохо танцую, – признался ей Роберт.

– Зато я хорошо. Я танцую прекрасно, и люди будут смотреть на меня, а не на тебя!

– Да, – смиренно подтвердил Роберт, – полагаю, они будут смотреть только на тебя.

– Скоро мы должны будем говорить с королем и королевой, – сообщила ему Франсис. – Ты боишься?

– Немного.

– А я не боюсь! Я сгораю от нетерпения с ними поговорить.

Франсис восхищенно уставилась на стол, за которым сидело королевское семейство, и в этот момент принц Генрих бросил взгляд в ее направлении, и они несколько секунд не спускали глаз друг с друга.

Франсис вдруг рассердилась.

В доме Хауардов всегда повторялось, что с ними достойна породниться лишь королевская семья.

И Франсис верила этому. Не Роберт, а мальчик, сидящий по правую руку от своего отца, красивый какой-то неземной красотой, должен был стать ее мужем.

Если бы Франсис Хауард сегодня выходила замуж за наследника престола, она была бы полностью счастлива.

Неужели она хотела стать королевой? Было ли это ее страстным желанием? До этого момента она никогда не задумывалась над этим.

Что-то в этом мальчике привлекало ее. «Если бы ОН был моим мужем, – думала Франсис, – я бы настояла, что мне достаточно лет, чтобы выйти замуж по-настоящему».

Однако Генрих, возможно, был чуть моложе, чем она. Но он заметил ее, Франсис была в этом уверена.

Франсис повернулась взглянуть на Роберта, и легкое презрение скривило уголки ее губ.

– Знаешь, – сказал он ей, – мне придется очень скоро уехать за границу, обучаться военному искусству и иностранным языкам. Это часть моего образования. Теперь, когда я женат, я буду стремиться вернуться к своей жене.

Франсис не ответила. Она едва слушала Роберта. Она воображала, что вышла замуж за принца Генриха, и припоминала слова, которые слышала совсем недавно:

«Это способ получить то, что хочешь… если, конечно, хватит смелости».

Где она это слышала? И верно ли это?

Тут Франсис вспомнила. Это сказала Дженнет, хитрая девчонка, которая как будто всегда знала больше других.

Роберт подвинулся чуть ближе и взял ее за руку.

Многие снисходительно улыбнулись, говоря про себя, что редко они видели таких очаровательных молодоженов.

* * *

Слова прощания были сказаны. Роберт уехал за границу. Франсис должна была вернуться в деревню, в то время как ее родители оставались при дворе в погоне за восхитительной жизнью.

Франсис пребывала в мрачном расположении духа.

– Сколько времени мне потребуется, чтобы стать взрослой? – требовательно осведомилась она.

Ее мать рассмеялась:

– Два года, может, три.

– Это целая вечность!

– Время быстро летит, детка. Возвращайся к своим урокам. Ты удивишься, как быстро ты станешь женщиной. И не слишком напрягай глаза учением. Мы не хотим, чтобы их блеск потух. А когда ты вернешься ко двору, то приедешь туда графиней, запомни. Прощай, маленькая графиня Эссекс!

Итак, Франсис была вынуждена вернуться. Дом показался ей тюрьмой. Она ненавидела своих служанок и гувернантку. Она не хотела учить уроки… во всяком случае, не те, которые можно почерпнуть из учебников.

Ей хотелось учиться на жизненном опыте.

Ее большим утешением была Дженнет.

Она частенько приказывала служанке прийти в ее спальню, и они полночи проводили в разговорах о заклинаниях и зельях и о том, как, используя их с осторожностью, можно заполучить желаемое.

Вера в это помогала Франсис переживать время ожидания.

Все те четыре года, что промелькнули с тех пор, как Роберт Карр упал с коня на арене для турниров в Уайтхолле, он был постоянным компаньоном короля, и то, что молодой человек оставался все это время первым королевским фаворитом, было источником раздражения многих придворных.

Роберт, хотя и не слишком большой интеллектуал, обнаружил наличие изворотливого ума. Он был робким в присутствии короля – приятная перемена манер по сравнению с избалованными бывшими любимцами. Он признавал, что не слишком образован, и сомневался, что когда-либо станет таков. Но Яков отвечал, что, несмотря на то, что его дорогой мальчик не разбирается в литературе и имеет мало опыта, он обладает спокойным ясным умом, что дает ему возможность рассуждать логически. Королю нравились его манеры, а его общество доставляло ему самое большое удовольствие при дворе.

Роберт изо всех сил старался не раздражать важных министров, он никогда не бывал с ними высокомерен, а когда они просили положить перед королем ту или иную петицию, всегда обещал сделать все, что в его силах. Со временем они стали говорить о нем: «Могло бы быть и хуже. И если уж королю понадобилась ручная собачонка, эта – наилучшей породы».