Элегия Хиллбилли - Джей Ди Вэнс

Однако невзирая на эту гордость, для меня он желал другой карьеры. «Твое поколение должно работать не руками, а головой», – сказал мне однажды Пайо. Единственной подходящей для меня вакансией на заводе он считал место инженера, но никак не рабочего в сварочном цеху. Многие другие родители Мидлтауна, видимо, думали так же: «американская мечта» требовала от их потомков дальнейшего роста. Физический труд был уважаем лишь для их поколения, а дети и внуки должны были заниматься чем-то другим. Шагать дальше, двигаться вперед. А значит, идти в колледж.

Хотя если высшее образование ты не получал, в тебя никто не тыкал пальцем, скорее даже наоборот. Учителя, конечно, никогда не говорили нам, что для колледжа мы слишком тупы или бедны, однако эта мысль читалась между строк: никто из наших родителей не получал высшего образования, а старшие братья и сестры вполне довольствовались своей нынешней жизнью в Мидлтауне, не помышляя о блестящей карьере. Мы не знали ни одного человека, который окончил бы престижный колледж, зато у каждого было полно знакомых, занятых на неполную ставку или вовсе слоняющихся без работы.

В Мидлтауне 20 % учеников старшей школы не доучиваются до выпуска. Еще меньше идет потом в колледж, причем исключительно местный – никто не пытается поступить в учебное заведение за пределами штата. Ученики просто не верят в свои силы, потому что не видят в окружении достойных примеров. Многие родители с ними согласны. Я не припомню, чтобы меня когда-либо ругали за плохие оценки, пока за мою учебу не взялась Мамо. Если мы с сестрой приносили двойки, на нас лишь махали рукой: «Да ладно, все знают, что Линдси ничего не смыслит в дробях» или «Пустяки, зато Джей Ди неплохо разбирается в цифрах, поэтому какая разница, что он завалил тест по правописанию».

Было (и есть) ощущение, что успеха добиваются только две категории людей. Первые – «счастливчики»: выходцы из богатых семей, у которых есть связи; их жизнь расписана наперед с самого рождения.

Вторые – «гении»: они родились с мозгами и даже при большом желании не могут облажаться. Представителей первой категории в Мидлтауне было мало, поэтому люди искренне считали, что любой человек, добившийся успеха, невероятно умен. В глазах среднего мидлтаунца любые усилия ничего не стоят, главное – иметь прирожденный талант.

Нет, конечно же, родители и учителя заставляли нас учиться. Они никогда не говорили вслух, что не ждут от нас больших успехов. Подобные мысли выражались не словесно, а скорее в действиях. Одна из наших соседок, например, всю жизнь получала пособие, частенько выпрашивала у бабушки машину и предлагала ей обменять продовольственные талоны на наличку с доплатой, а сама при этом рассуждала про важность труда. «Слишком многие живут за счет государства, – говорила она. – Поэтому трудолюбивые люди просто не могут получить необходимую помощь». Она выстроила в голове простую логическую цепочку: большинство бенефициаров государства – редкостные лентяи и дебилы, но сама она – не проработавшая в своей жизни ни дня – разумеется, не такая.

В местах вроде Мидлтауна только и говорят, что о работе. Пройдитесь по городу, где 30 % молодежи не работает полный день – и вы не найдете ни одного человека, который расписался бы в собственной лени. В ходе предвыборной кампании 2012 года Общественный институт религии, аналитический центр левой направленности, опубликовал результаты исследований в среде белых рабочих. Среди выводов была озвучена мысль, что представители рабочего класса работают больше, чем люди с высшим образованием. Однако этот посыл – что среднестатистический белый рабочий трудится больше образованного человека – в корне неверен13. Свои выводы Общественный институт религии сделал на основе результатов опроса, то есть по сути организаторы просто обзванивали людей и интересовались их мнением14. Единственное, что доказывает их исследование – это что люди утверждают, будто работают больше, чем есть на самом деле.

Разумеется, бедняки работают меньше ожидаемого по разным, порой весьма сложным причинам, не стоит списывать все исключительно на лень. Многие просто не могут обеспечить себе полную занятость, потому что в «Армко», теряющей позиции в мире бизнеса, идут сокращения персонала, а в других сферах экономики их навыки не востребованы. Однако каковы бы ни были причины, несомненно одно: слова зачастую расходятся с делом.

И в этом, как и во многом другом, переселенцы ничем не отличаются от своих родственников из Аппалачей. В документальном фильме «Эйч-Би-Оу» о жителях восточного Кентукки был показан один патриарх большой семьи из Аппалачей. В своем монологе он четко описал работу, подходящую для мужчин и приемлемую для женщин. И если с «женскими» обязанностями все было очевидно, то какие именно вакансии он считал пригодными лично для себя, так и осталось неясным. Вряд ли речь шла о наемном труде, ведь, как выяснилось в итоге, этот человек не проработал в своей жизни ни дня. В конечном счете его разоблачил собственный сын: «Отец говорит, что он работал. Однако единственное, чем он занимался – это просиживал задницу. Почему бы не сказать об этом прямо, а, па? Папаша у нас был тем еще алкоголиком. Пил не просыхая, а еду в дом приносила мать. Если бы не она, мы все подохли бы с голоду»15.

Наряду с противоречивыми представлениями о важности низкоквалифицированного труда бытовали заблуждения о том, чем должны заниматься «белые воротнички». В детстве мы не имели ни малейшего представления, что в мире – да что там, даже в нашем городе – уже ведется борьба за право встать хоть на ступеньку выше других. В первом классе каждое утро у нас начиналось с одной игры: учительница говорила число, а мы каждый по очереди приводили математический пример, на который это число было ответом. Например, если объявляли число «четыре», можно было сказать «два плюс два» и получить приз – чаще всего карамельку. Однажды объявили число «тридцать». Ученики до меня говорили простые примеры: «двадцать девять плюс один», «двадцать восемь плюс два», «пятнадцать плюс пятнадцать»… Я нетерпеливо ерзал на стуле, рассчитывая поразить всех своим интеллектом. Когда настал мой черед, я гордо выпалил: «Пятьдесят минус двадцать». Учительница громко восхитилась моим ответом и вручила мне две карамельки за то, что я вспомнил про вычитание, которое мы начали изучать буквально на предыдущем уроке. Однако не успел я погреться в лучах славы, как уже через минуту кто-то в классе произнес: «Трижды десять!» Я вообще не понял, что это. Как это – «трижды»? О чем вообще речь?!

Учительница восхитилась громче прежнего, и мой соперник получил не две, а целых три карамельки. Она в двух словах рассказала про умножение и спросила, кто еще в классе знает о таком математическом действии. Руки никто не поднял.

Я был морально растоптан. Домой вернулся весь в слезах. Наверное, причина моего невежества в том, думал я, что мне не хватает ума. Иными словами, я чувствовал себя тупым.

Не моя вина, конечно, что до того дня я никогда не слышал слово «умножение». В школе нас этому не учили, а дома, разумеется, мы не решали математические задачки. Но для маленького ребенка, который хотел преуспеть в учебе, это был сокрушительный провал. Своим незрелым мозгом я не сознавал разницы между знанием и интеллектом. Поэтому счел себя идиотом.